Но что имеет, как мне кажется, существенное значение для наших отношений с тварным миром, это то, что Сам Бог стал человеком, Сам Бог принял на Себя плоть; полнота Божества обитала во плоти, и Божество ничуть не умалилось, осталось Собой. Я – Сущий, говорит Христос в Евангелии (Ин 8:58), повторяя слово, которое Бог произнес о Себе (Исх 3:14).

А это значит, что в своем человечестве Он сродни каждому атому, каждой галактике, всей материальности этого мира, но так, таким образом, как нам недоступно или как мы лишь отчасти видим в святых; полнота Божества обитала во плоти, и все материальное может узнать себя в теле Христовом в полноте, в совершенстве. Христос в Своем человечестве является откровением всего сотворенного не только для нас, в нашем ослеплении, но и для всего тварного мира, который способен воспринять, почуять: вот то, чем все призвано стать, место вселения полноты Божества. И оно стало причастником Божественной природы (2 Пет 1:4). Это чрезвычайно важно, потому что человек был создан из праха земного, Христос причастен этому праху и через него всей материальности мира. Все тварное может узнать себя в Нем, но в полноте, в предельной славе, и может ликовать о том, что есть один Человек, один – подлинный, совершенный Человек, который может вести все к полноте, к совершенству.

И Он, да, действительно это делает, и делает это многоразлично. Если говорить о человечестве, Он учит пути жизни, не – как жить, как создать общество, которое уютно, в котором всем можно ужиться, а учит пути, ведущему в жизнь вечную, в полноту жизни, которая есть не что иное, как жизнь Божия, изливающаяся с силой и действующая в нас. И с другой стороны, если думать о тварном мире, Он уже теперь принес нам новую свободу и приобщил нас таинству Своего воплощения. Свободу – потому что апостол Павел в Священном Писании и отцы Церкви постоянно говорят, что тварный мир не согрешил против Бога: он подпал под грех, то есть под страдание, дисгармонию, искажение грехом человека. Да, мы говорим о жестокости хищников, но они стали такими из-за нас, потому что мы отвернулись от Бога, Который – ключ гармонии человечества и тварного мира, и тем самым лишились сами ключа гармонии, с которым могли бы подходить к тварному миру, мы не способны вести его, обладать им в хорошем смысле этого слова, быть наставниками, людьми, которые вели бы его к совершенству и исполнению.

Именно это мы находим в таинствах. Мы находим это частично, в становлении, в возрастании – в святых; в таинствах же мы видим это совершенно поразительным образом. Недавно во время литургии мне пришла мысль (вы можете сказать, что этого не должно бы быть, что я должен весь погрузиться в действие, в священнослужение, но иногда приходят не совсем плохие мысли). И вот, помню, я совершал каждение и вдруг почувствовал, что грешник – я, а ладан, дым от ладана чистый, совершенный, нетронутый грехом, и когда я совершаю каждение перед лицом Божиим, дым его способен восходить к Богу, к престолу Божию, а я сам не могу; я только могу простирать руки, открывать ум и сердце, взывать к Богу, чтобы Он сошел ко мне, но сам не могу восходить к Нему, как может подниматься дым от ладана. То же самое – когда я зажигаю свечу: пламя чисто; если есть примесь в воске, она сгорает и становится пламенем, так же как мы можем думать о кусте, неопалимой купине, которая горела и не сгорала (Исх 3:2). Если подумать об этом кусте – да, можно представить, что божественный огонь коснулся куста и испепелил все, что в нем неспособно было гореть божественным пламенем, а куст продолжал гореть, не сгорая. И то же относится ко всему материальному в этом мире, когда оно соприкасается с Богом в тайне посвящения и освящения при совершении таинств. Так что ладан, пламя, хлеб, вино, вода – все это потенциально способно соединиться с Богом, воспринять Божество, потому что они без греха; мы покорили все это последствиям собственного греха. И даже в нас самих, по слову одного из отцов, когда мы говорим о грехах плоти, мы должны сознавать, что речь идет не о грехах, совершаемых плотью, а о грехах, которые падший человеческий дух навязывает плоти. Наша материальность чиста, мы своим падшим состоянием вносим в нее нечистоту страстей, жадности, похоти и тому подобного.

Если это так, то что же случается с веществом, которое мы посвящаем Богу? На мгновение подойдем с другой стороны к этому вопросу. Начнем с Евхаристии. Очень важно то, что Бог не уничтожает ничего Им сотворенного. Чтобы достичь своей полноты, вещество не должно быть уничтожено или переделано в нечто другое. Иначе говоря, очень конкретно, Христос – подлинный человек и вместе подлинный Бог. Человечество Христа не состояло из чего-то большего, чем обычное человечество, чтобы быть в состоянии вместить Божество и быть пронизанным Им. Воплощение можно сравнить с тем, что случается с мечом, если его погрузить в пламя: серое железо, холодное вначале, когда его вынимаешь из огня, пылает жаром, светится, горит. Жар остается жаром, железо остается железом, и, однако, они соединены настолько, что теперь можно резать огнем и жечь железом. И у святого Ефрема Сирина есть место, где он пишет о том, что Бог, с одной стороны, говорит человеческими словами, но вместе со словами изливает Божественную силу.

Если думать в таком плане, то мы видим, что хлеб, вино в каком-то смысле остаются тем, чем были, но они уже не тот хлеб и не то вино, которое мы приготовили: они исполнены Божественными энергиями, они приобщились силой Божией, излившимися в них Божественными энергиями, о которых говорит святой Григорий Палама, стали причастны тому, чем поистине является Христос: это Сам Христос – но это хлеб, это Сам Христос – и это вино. Они разделены – и являют подлинный образ Его смерти; вместе они являют истинный образ Его Воскресения. Здесь, может быть, стоит заметить, что священник причащается отдельно освященных Хлеба и Вина; не напоминание ли это ему, что он должен быть участником в распятии и смерти Христовой, если он хочет передать другим Воскресение. А верующие принимают Кровь Христову и Тело Христово вместе, так что они получают жизнь воскресшего Христа в полноте, в преображающей победе, преисполняющей их.

Но это довольно просто, когда мы говорим о хлебе и о вине; что же – воды крещения, миро? В каждом случае нетварная Божественная энергия реально, сущностно вливается в тварное вещество, исполняет это вещество и претворяет его уже теперь в эсхатологическую частицу вечности, так что мы погружаемся, помазуемся, прикасаемся, принимаем в пищу то, что принадлежит будущему веку, и оно становится в нас как бы закваской вечной жизни.

Но если это так – и тут можно еще упомянуть, что мы благословляем и освящаем колокола и иные предметы, которые хоть сколько-то причастны тайне или, возможно, становятся участниками этой тайны, таинственной передачи силы свыше – как священен этот мир должен быть для нас! Как же он свят потенциально, хотя все еще находится в плену нашего греховного состояния! Есть молитва благословения колокола, где говорится: Господи, дай силу этому колоколу, чтобы его звук будил умы, и души, и сердца людей, вызывал в них обращение, порыв к Тебе. Это же можно отнести к службе бракосочетания, где Божие благословение передается словами, но эти слова – не просто благопожелания, в них Божественная сила, которая доходит, достигает самых глубин наших, как меч обоюдоострый, проходит между душой, и духом, и костями нашими (Евр 4:12) и, разделяя их, дает нам, если мы отзываемся, соучаствовать в смерти Христовой, потому что вне этой смерти не может быть Воскресения, и делает нас участниками жизни Христовой. Перечитайте начало шестой главы Послания к Римлянам, которое читается при совершении крещения в Православной Церкви (Рим 6:3-11): мы должны нести в себе смерть Христову, чтобы нести в себе вечную жизнь Христову.

И тогда, если посмотреть на окружающий нас мир, разве не ужасно, что единственная причина, почему все окружающее не достигает той полноты, какой вещество достигает в таинствах, единственная причина этого в нас, в том, что мы стоим между всем, что Богом сотворено, и Богом Самим, тогда как мы должны были быть мостом, наставниками, должны были вести этот мир, быть в этом мире Первосвященниками, чтобы сделать и его, и все, что в нем есть, освященным и святым. Какой ужас думать, что мы обращаемся со всем творением так, будто оно не имеет призвания, будто оно чистая, вернее, мертвая материальность! Я помню, как спросил однажды молодого богослова: «Что такое дерево?» И ответ его был: «Дерево? строительный материал». Разве это не ужас?! Разве не ужасно, что мы не бережем хлеб, что едим больше, чем требуется, а остатки выбрасываем, даже не подумав, что могли бы накормить ими хоть птиц, хоть зверей. Разве то, как мы обращаемся с вверенными нам животными, не ужасно?! Разве не ужас, что мы относимся ко всему тварному миру наподобие хищных зверей, вместо того чтобы проявить отношение людей, которым было вверено ответственное задание – привести все к свободе, став сами свободными людьми Божиими, и ввести все с собой в Царство Божие?!

Такой ли град человеческий мы создаем? И кроме того, какой мир мы устраиваем и оставим после себя? Но мы не признаем себя виновными, мы стараемся все перекроить по-своему. Да, мы сознаем, что, если будем продолжать вести себя так же, человечество может погибнуть, но проблема не в этом. Пусть гибнет, если человечество не способно ни на что, кроме грубого существования, все более жестокого, все более безбожного. И я не говорю о верующих, не противопоставляю их атеистам, я говорю о нас всех. Мы не вправе называть себя верующими, если все, во что мы верим, это – благой Бог, в Чьи обязанности и функции входит заботиться о нас, в то время как мы не заботимся о мириадах тех, кого Он призвал к бытию актом любви, чтобы даровать им радость свыше. Мы должны признать свою вину, признать ее действенно, не ради того, чтобы спасти собственную шкуру, а ради того, чтобы стать тем, чем мы призваны быть. И если это произойдет, если мы признаем себя виновными, мы должны измениться. Мы должны относиться ко всему Богом созданному смиренно, как слуга относится к своему хозяину. Господь сказал нам, что мы не призваны быть властителями, а призваны служить (Мф 23:11). В лучшем случае и совершенно нереалистично мы воображаем, что должны быть слугами друг другу, но мы и этого не исполняем; на самом деле мы призваны быть слугами всему творению, служить ему всей жизнью, всем умом, всем сердцем, всей глубиной нашей, всей степенью нашей приобщенности уму Христову, как он открывается нам в Священном Писании, и как ум Божий открывается нам в наших глубинах голосом Духа Святого. Вот чем мы должны быть.