Конечно же, нет! Дело в полноте жизни, преизбытке жизни, образом чего в Священном Писании является вино. Здесь надо вспомнить параллель, которую мы находим между вином и его действием и действием Духа в первое событие Пятидесятницы. Ученики выходят к народу полные вдохновения, внутреннего подъема, в таком вдохновении и радости, что толпа недоумевает. И в качестве объяснения высказывается мнение: они напились сладкого вина (Деян 2:13).

Вернемся к событиям в Кане. Дальше происходит странный разговор: Что Мне и Тебе, Жено? еще не пришел час Мой, – говорит Христос. В каком-то смысле Мать ничего не отвечает, как будто уходит от вопроса. Она ничего не говорит Христу. Она обращается к ученикам, к слугам и говорит им: что скажет Он вам, то сделайте. И как бы опровергая только что сказанное Им, Христос повелевает наполнить сосуды водой, благословляет их и посылает распорядителю пира эти сосуды, полные вина Царствия.

Что произошло в этот момент? Разумеется, можно сказать – и такое толкование сделать очень легко, – что текст был искажен, что в нем, возможно, не хватает одной фразы; весь текст ненадежен, если его переписать так, как написали бы мы, он станет совершенно ясным. Но отцы Церкви, люди духоносные подходили к вопросу иначе, и вместо того чтобы ставить под вопрос текст, они ставили под вопрос слишком упрощенное его понимание. И вот как можно его прочесть, основываясь на ряде древних писателей.

Первый вопрос означает: что, Жено, общего между Тобой и Мной? Почему Ты обращаешься ко Мне с просьбой об этом чуде? Потому ли, что Ты Моя Мать по плоти, самый близкий ко Мне человек на этом празднике? Это ли дает Тебе доступ и права, которых другие за собой не чувствуют? Если так, если Наша близость только по плоти, Мой час не пришел, Мы остаемся в плане естественных отношений, Мы не на уровне благодати, не на уровне веры, не на уровне Царствия уже пришедшего в силе, эсхатологическом уровне, который означает, что будущее уже присутствует и что настоящее уже раскрывается в меру вечности.

И Мать дает ответ. Она не обращается к Сыну, потому что так легко ведь дать ответ на словах. Она обращается к слугам и совершает действие совершенной веры, которое относится не к Сыну Ее по природе, а к Сыну Божию, Которого Она носила и родила. Что скажет вам, то сделайте, – говорит Она. И в то мгновение, когда совершен этот акт веры, час Господень настал. Вода омовения становится вином Царствия. Действием совершенной веры создаются условия Царствия: Бог может свободно вступить и действовать, потому что человек открывает Ему путь.

Есть еврейская поговорка, которая гласит: Бог везде, куда Его впускает человек. Объективно да, Бог везде. Он всемогущ. И, однако, Он нам дал свободу. Он призвал нас быть Его спутниками в вечности, Он призвал нас быть Его соработниками, сотрудниками в построении Царствия. Но Он не навязывается. Если взять образ Священного Писания, Бог стоит у нашей двери и стучит (Откр 3:20). Но Он войдет, только если Ему откроют.

Вот первое и чрезвычайно важное положение, потому что оно определяет глубинное значение нашего присутствия – не какого-то определенного поступка, а просто того, что наше присутствие как христиан в какой бы то ни было ситуации может оказаться – в силу акта веры, который мы можем совершить, по призыву Господню, по заповеди Церкви, – началом преображения этой ситуации.

Возможно, некоторые из нас не раз, оказавшись в ситуации порой острого конфликта, охватившего не только отношения людей, но и самую их жизнь, исчерпав все доводы и будучи не в состоянии восстановить мир, который Один только Бог может дать, уходили в свои глубины и взывали: «Господи, по-человечески я больше ничего не могу сделать, но как человек, как христианин я стою перед Тобой и призываю Тебя: приди, Господи! Приди, и пусть Твое присутствие принесет мир, принесет примирение, сокрушит всякое противление. Пусть Твое присутствие, как свет, которого тьма не может принять, но не может и заглушить, рассеет сколько-то эту тьму. Пусть Твое присутствие отгонит бесов, вступи явственно, даже если те, кто ощутит Твое присутствие, не смогут его опознать как таковое».

И тогда наша роль – просто быть тем, чье обращение с верой дает возможность Богу вступить в некую ситуацию. Не объективно присутствовать как Творец, как Судья, а войти как Спаситель, лично соприкоснуться в наших глубинах с тем, что самое в каждом из нас истинное, самое подлинно человеческое.

Предстательство действием и молитвенное предстательство неразделимо связаны: мы можем приносить молитву, потому что мы здесь, присутствуем. И, скажу еще, глядя на образ Христа воплощенного, Господа распятого, что молитва становится полноценной, полновесной, если мы готовы нести все последствия своего стояния до конца, добровольного и деятельного, которое составляет наше предстательство или подкрепляет нашу молитву.

Я хотел бы дать несколько примеров; может быть, они помогут понять еще некоторые моменты. Первый пример должен показать, что в нашем современном мире, в нашей конкретной человеческой ситуации слова апостола Павла о любви сохраняют всю свою ценность: даже если мы проливаем свою кровь, но не имеем любви, это сделано впустую (1 Кор 13:1-8). Главное в мученике – не кровь, а неизменная, не изменяющая любовь. Дело не в тиграх и львах. Многие люди погибали, растерзанные хищными зверьми, но только те, чья смерть была проявлением милосердной любви, то есть любви к Богу и любви к людям, погибли мучениками в основном смысле этого слова,, то есть свидетелями.