— Ещё как пускают, — пробормотал Рорт.

Старик вновь не обратил на него внимания.

— Все дни, что мы провели в Унилинне, были солнечными и очень жаркими, однако к вечеру обычно поднимался густой туман, резко менявший температуру. Туристы относились к нему с подозрением — утверждали, что он приходит с озёр, но озёра были совсем ни при чём. Туман собирался бы и без них. Он говорил лишь о том, что завтра снова будет светить солнце. Простая метеорология.

В Унилинне у мистера Пурвиса было назначено официальное знакомство с человеком, чья должность примерно соответствовала должности агента по продаже недвижимости. Мы отправились на встречу с ним сразу после того, как устроились в гостинице и пообедали. Звали его мистер Кирконторни. Он был довольно молод и превосходно говорил по-английски. Помню, меня одинаково удивило и то, как ему удалось столь многому научиться, и то, зачем ему это понадобилось. Я не мог поверить, что за год он встречает больше двух или трёх англичан, а американцы в то время и вовсе ещё не открыли Финляндию. Он неплохо знал Данцигеров и предложил нам список недвижимости для осмотра, приложив к нему подробный отчёт, написанный им по-английски и включавший множество замечаний, которые английский агент по продаже домов едва бы решился изложить на бумаге; ничуть не пренебрежительных, но откровенных и чуждых условности.

Тот день, как и большую часть последующих, мы провели за осмотром домов, но вам это будет не интересно. Мистер Кирконторни извинился за то, что не сможет лично сопровождать нас. Он предложил отправить с нами помощника, клерка вроде меня, но мистер Пурвис отказался. Тот паренёк совсем не говорил по-английски, а мистеру Пурвису никогда не нравилось делить такую работу с незнакомцами. Маршрут мы наметили по схеме города, которую одолжил нам мистер Кирконторни. Мистер Пурвис любил блеснуть своим умением читать карты, а эту буквально не выпускал из рук, хотя мог бы доверить её и мне — ему и без того хватало забот.

В чём пригодилась бы помощь того паренька, так это в общении с обитателями всевозможной недвижимости. К счастью, мистер Кирконторни сумел оповестить большинство из них о скором визите — как он выразился — «английского агента», и всё же некоторые слышали об этом впервые, или не вникли в суть дела, так что день не обошёлся без курьёзов. Впрочем, гораздо чаще нас ждала другая беда: очередная леди, которая ради нас наводила в доме чистоту, доставала белоснежную скатерть и накрывала щедрый стол. Наши возможности в отношении съеденного и выпитого были не безграничны, тем более что леди часто стояла или сидела рядом, наблюдая за нами; небезгранично было и наше время, но, разумеется, мы не хотели никого обидеть, и потому всё больше выбивались из графика. Дело усугублялось ещё и тем, что из наших хозяек мало кто говорил по-английски, хотя обычно их хватало на пару фраз — «Садитесь», «Угощайтесь», «Очень хорошо», — которые они произносили, кивая на пирожные и бутылки. Не облегчало работу и то, что мистер Кирконторни сообщил лишь об одном посетителе, из-за чего моё появление заставало всех врасплох. Это стоило нам ещё больше времени. Впрочем, мы ухитрились обойти почти все дома из нашего списка, хотя и не все обследовали так тщательно, как нам того хотелось. Когда первый день подошёл к концу, мистер Пурвис заметил, что мы, по крайней мере, сэкономим на ужине, и с этим трудно было не согласиться.

…Старик тихо рассмеялся, и Дайсон, пользуясь случаем, повторил ему выпивку.

— Вы нашли что-нибудь подходящее? — спросил Джей, впервые вступая в разговор.

— О да, — ответил старик. — Данцигеры переехали в новый дом, и всё сложилось так замечательно, что под конец глава их семейства отправил мистеру Пурвису нарочн'oе письмо — рассказать, до чего он доволен. Мистер Пурвис сумел даже вытянуть из него премию сверх обычных издержек и комиссионных. Trinkgeld, как он это называл. Но вот незадача: я совершенно не помню то место. Мы видели столько домов и столько людей, все как один — сама любезность, насколько нам удавалось их понять. Из всех этих мест мы могли выбрать любое. Любое, кроме одного, которое видел только я и которое не видел мистер Пурвис.

Старик замолчал: быть может, подбирал слова, отвергая те, что приходили спонтанно — теперь, когда история достигла той точки, в которой могла потребоваться убедительность, а значит, и притворство.

— Что в это время делал мистер Пурвис? — спросил Гэмбл, пытаясь подбодрить его и заполнить повисшую паузу, но по-прежнему не расставаясь с ролью дотошного адвоката.

— Мистер Пурвис спал, — сказал старик, и в его голосе послышались новые нотки. — Или, по крайней мере, отдыхал в своём номере.

Это случилось на другой день после нашего приезда. Как я уже говорил, мы тогда долго плутали по залитому солнцем городу и за всё это время чего только не съели и не выпили. Мистер Пурвис сказал, что хочет прилечь. Я и сам был не прочь взять с него пример, но мне впервые за всё путешествие представилась возможность прогуляться в одиночестве — не мог же я упустить её. Мы с мистером Пурвисом условились о том, когда мне нужно будет вернуться, и я отправился в ту часть города, которую к тому времени толком не видел, к южному берегу северного озера. Вы ещё поспеваете за мной? Тот район, по словам мистера Кирконторни, был затенённым и довольно ветхим — потому-то мы до него так и не добрались. Конечно, вид на южную сторону многое значит в Финляндии, особенно для состоятельного человека с местными связями — как раз для такого, как мистер Данцигер.

К вечеру поднялся туман, о котором я уже говорил: довольно густой, но неровный. Кое-где он стоял пеленой, но в других местах, будто прогалины в лесу, открывались просветы. Ветер, потянувший к озеру, подхватывал клубы тумана в лёгком вихре. В сквозившем свете солнца всё это выглядело чрезвычайно странно. Мне было разом и жарко, и холодно. Я медленно сошёл к берегу северного озера, у которого ещё не бывал, хотя и видел воду в конце улиц, спускавшихся в том направлении. Город большей частью располагался по обеим сторонам одной из холмистых гряд — про них я уже рассказывал, — и чтобы попасть от одного озера к другому, нужно было подняться в гору, а потом спуститься с неё. Из-за этого два городских района отличались друг от друга. Гряда к тому же плавно спускалась к западу, пока совсем не исчезала у протоки, соединявшей озёра. Пароходы с северного озера проплывали по этой протоке — проливу, если угодно — и швартовались у причалов в южной части города. Всё это я помню довольно отчётливо. Городок такого размера, как Унилинна, можно обхватить целиком — во всяком случае, если вы не новичок в землемерном деле. К тому же, очень легко получить представление о городе, если за четыре дня исходить его вдоль и поперёк.

У северной набережной и впрямь был захудалый вид. По ней проходила узкая ухабистая дорога, что-то вроде приозёрного шоссе. Дома то ли сдавались внаём, то ли просто пустовали. Мне попались на глаза торговые склады, но ими, судя по всему, давно не пользовались. Тот район произвёл на меня странное впечатление — потому, наверное, что на улицах совсем не было играющих детей, как, впрочем, и прохожих. Он напомнил мне, как мало я знаю о зарубежье. Кроме того, мне уже не раз приходилось слышать об ужасной гражданской войне, которая сотрясала Финляндию каких-то несколько лет назад.