Потребовалось определенное время, за которое ЦРУ более десяти раз посетили Чейни и руководитель его аппарата «Скутером» Либби, чтобы накопить достаточное количество «доказательств» проведения Ираком работ по созданию ОМП, которые позволили бы двинуть вперед реализацию планов вторжения в эту страну [63] . Но в то же самое время им пришлось вести войну с правительством, требовавшим контроля и подотчетности. Кампания, проводившаяся в Афганистане ЦРУ и силами специальных операций, поначалу складывалась триумфально. В то время как афганская война была источником броских заголовков, прославлявших быстрые и решительные действия американских военных в борьбе со слабым правительством талибов, Чейни и Рамсфелд со своим неоконсервативным окружением уже вовсю занимались планированием глобальной войны. Эта война будет иметь и свой «внутренний фронт» в Америке, с незаконным прослушиванием телефонных переговоров, массовыми арестами арабов, пакистанцев и других эмигрантов-мусульман и громадным урезанием гражданских свобод американцев [64] . Для того чтобы вести эту войну им необходимо было демонтировать бюрократическую систему надзора и правовой экспертизы, созданную рядом предшествующих администраций, или манипулировать ею. Все это откроет дверь применению целого ряда тактик, уже использовавшихся ранее, но теперь развертывавшихся в беспрецедентном объеме: нелегальная деятельность, тайные операции, секретные тюрьмы, похищения, а также удары по «целям высокой ценности» — этот эвфемизм теперь заменил термин «политическое убийство».

По окончании эры Рейгана — Буша-старшего, в ходе которой институт тайных операций был серьезно запятнан скандалом «Иран-контрас», президент Клинтон создал дополнительные механизмы контроля, а также жесткую юридическую систему одобрения тайных операций, предусматривавших возможность гибели людей [65] . Когда Клинтон или его советник по национальной безопасности предлагали какую-либо тайную операцию, это предложение проходило через целую систему внутреннего надзора: сначала оно направлялось в ЦРУ, где его законность оценивалась главным юрисконсультом, затем направлявшим его для дальнейшего рассмотрения (а возможно, по итогам юридической оценки и вносившим предложения по изменению документа) в два самостоятельных комитета ЦРУ — Группу по планированию тайных операций и Группу по оценке тайных операций. После того как эти комитеты рассматривали предложенные действия и предлагали свои изменения, документ возвращался главному юрисконсульту для окончательной юридической оценки, а затем направлялся обратно в Белый дом. Здесь он представлялся в Межведомственную рабочую группу по тайным операциям, состоявшую из представителей различных агентств, входивших в структуру органов исполнительной власти. Группа оценивала возможные последствия предлагаемой операции и вновь проверяла ее законность. После итогового рассмотрения руководителями и заместителями руководителей соответствующих агентств, план операции поступал на утверждение президенту. Подобные акции одобрялись крайне редко.

Когда в начале 2001 г. президент Буш-младший был приведен к присяге, его администрация показала, что хочет оставить существующую систему сдержек и противовесов во многом нетронутой. Подписанная Бушем 13 февраля 2001 г. президентская директива по национальной безопасности № 1 (NSPD—1) очень напоминала созданную Клинтоном систему одобрения тайных операций [66] . Однако в марте Буш попросил советника по национальной безопасности Кондолизу Райс запросить ЦРУ «подготовить новые планы и полномочия для ведения тайных действий в Афганистане» [67] . Кларк и его коллеги из ЦРУ, возглавлявшие «секцию бен Ладена», начали планировать операции, целью которых должна была стать «Аль-Каида», в то же время администрация предложила увеличить финансирование контртеррористической деятельности ЦРУ. Кларк активно выступал за нанесения по «Аль-Каиде» удара возмездия за инцидент с эсминцем Cole у берегов Йемена в октябре 2000 г. [68] Как и при Клинтоне, многие планы предусматривали нанесение удара по руководству «Аль-Каиды» в Афганистане. В конце мая Райс и Тенет встретились с Кларком, Кофером Блэком и руководителем «секции бен Ладена», чтобы обсудить «наступательные действия» против «Аль-Каиды». ЦРУ в это время уже вело подрывную работу в отношении бен Ладена, однако общим мнением собравшихся официальных лиц стала необходимость разработки плана, который позволил бы «сломать хребет» «Аль-Каиды» [69] . Они также поддержали оказание тайной поддержки Узбекистану, однако пока воздержались от предложения сколько-нибудь значительной поддержки Северному Альянсу и другим противникам талибов, действовавшим внутри Афганистана [70] . Другими словами, практиковавшийся во времена Клинтона подход к Афганистану и «Аль-Каиде» был продолжен, хотя и с увеличенным финансированием и большим вниманием к этой работе.

В июне был распространен проект новой президентской директивы по национальной безопасности. Заместитель советника по национальной безопасности Стивен Хэдли охарактеризовал эту программу Комиссии 9/11 как «по общему признанию амбициозной», намечающей многолетнюю деятельность, включающую «все доступные властям инструменты», в том числе и обширную программу тайных операций [71] . Она прошла еще пять слушаний на уровне заместителей, прежде чем была представлена руководителям [72] . На одной из этих встреч, в августе 2001 г. комитет первых заместителей Совета национальной безопасности «пришел к заключению, что убийство бен Ладена или одного из его заместителей силами ЦРУ является законным», при этом предполагалось нанести удар беспилотными летательными аппаратами Predator [73] .

Хотя использование беспилотников в итоге превратится в один из главных элементов американской системы точечных убийств, до 11 сентября они служили предметом крупных разногласий в среде работавших на президента Буша специалистов по антитеррористической деятельности. В последний год администрации Клинтона, США приступили к использованию беспилотников над Афганистаном [74] . Они были развернуты на секретной базе «К2», находившейся на территории Узбекистана [75] . В то время реализовывалась программа по созданию вооруженного беспилотного летательного аппарата, однако она еще не вышла из стадии экспериментов [76] . Кофер Блэк считал, что беспилотники нельзя использовать даже в разведывательных целях, предлагая администрации подождать до тех пор, пока их не удастся вооружить [77] . Он напомнил, что в 2000 г. Predator был замечен над территорией Афганистана, что заставило талибов поднять в воздух истребители МИГ. «Не думаю, что ценность получаемой с помощью этого аппарата разведывательной информации перевесит риск возможного прекращения программы, когда талибы повысят ставки, продемонстрировав перед камерами CNN обгоревшие обломки Predator, — заверил Блэк [78] . В итоге администрация решила отсрочить использование беспилотников в Афганистане в разведывательных целях до тех пор, пока на них не будет установлено ударное вооружение [79] . Однако в то время, когда Блэк, Кларк и другие специалисты по борьбе с терроризмом активно выступали за возможное использование Predator для проведения точечных ударов по живым целям, руководство ЦРУ высказывало серьезную озабоченность тем, что Управление вынуждено будет вести подобную программу, повторяя то беспокойство относительно американских «расстрельных списков», которое уже высказывалось борцами с терроризмом эпохи Клинтона. В соответствии с протоколами заседаний Комиссии 9/11, Тенет «в особенности интересовался вопросом, должен ли он, как руководитель Центральной разведки, производить операции с помощью вооруженных Predator. «Это совершенно новая задача», — сказал он. Тенет отмечал ключевые вопросы: как будет выглядеть цепь передачи указаний, кто производит выстрел, будет ли руководство страны ощущать себя спокойно, зная, что это делает ЦРУ вне рамок обычно принятых в вооруженных силах процедур командования и управления?» [80] Чарльз Аллен, с 1998 по 2005 г. занимавший пост заместителя директора ЦРУ по сбору информации [81] , вспоминал, что он и третий человек в Управлении Э.Б. «Баззи» Кронгарт «сказали, что любой из них с радостью нажмет на спусковой крючок, однако Тенет был просто в ужасе, добавив, что ни один из сотрудников ЦРУ не обладает достаточными полномочиями, чтобы использовать беспилотники для осуществления покушений на людей, пусть даже террористов» [82] .

В то время как в ЦРУ велись подобные дебаты, всего за неделю до 11 сентября в администрации Буша состоялась встреча «первых лиц» для обсуждения угрозы со стороны «Аль-Каиды». На совещании 4 сентября была официально представлена президентская директива по национальной безопасности [83] . «После непродолжительных обсуждений» она была утверждена и направлена на подпись Бушу. Как утверждается, советник по национальной безопасности Кондолиза Райс сказала президенту, что, по ее мнению, на реализацию этой амбициозной программы потребуется около трех лет [84] . 10 сентября Хэдли продолжил давить на Тенета и ЦРУ, чтобы они подготовили проект юридических полномочий «для масштабной программы секретных действий, предусмотренных проектом директивы президента» [85] . Хэдли также проинструктировал его относительно составления выводов «санкционирующих использование широкого спектра иных тайных операций, включающих похищения или физическое устранение» в отношении «командных и управляющих структур» «Аль-Каиды». В соответствии с докладом Комиссии 9/11, этот раздел должен был по-новому переписать документы времен Клинтона и должен был быть составлен достаточно широко, с тем чтобы «предусматривать любые другие предполагаемые тайные операции (против Усамы бен Ладена)». Хотя администрация Буша и работала над расширением пределов возможного применения смертоносной силы против бен Ладена и его ближайшего окружения, этот процесс сопровождался теми же сомнениями, что и во времена Клинтона, относительно слишком широкого применения подобных полномочий. Белый дом Буша вступил на тот же самый путь, что и администрация Клинтона, с одной стороны, стараясь обойти запрет на политические убийства, однако в то же время требуя тщательного рассмотрения всякой подобной операции.

Все изменилось 11 сентября.

После того как рухнули на землю башни Всемирного торгового центра, то же самое произошло и с тщательно выстраивавшейся в предыдущее десятилетие системой контроля и надзора за тайными операциями, предусматривавшими убийство.

«Только кризис — реальный или мнимый — приводит к настоящим переменам» [86] . Так сказал символ консерватизма Милтон Фридман в своей книге «Капитализм и свобода». Фридман был ключевым советником ряда следовавших друг за другом республиканских администраций и обладал огромным влиянием на многих чиновников Белого дома Буша. Он был учителем Рамсфелда на старте его карьеры [87] , а Чейни и другие неоконсерваторы из администрации регулярно обращались к нему за советами [88] . Фридман проповедовал: «Когда происходит кризис, действия, которые будут предприняты, зависят от имеющихся в наличии идей. В этом, как мне кажется, и состоит наша главная роль: разрабатывать альтернативы существующей политике, поддерживать в них жизнь и держать их наготове, пока политически невозможное не сделается политически неизбежным» [89] .

Для высокопоставленных чиновников, отвечавших в администрации Буша за вопросы обороны и национальной безопасности, которые провели восемь лет правления Клинтона, а порой и больше, разрабатывая подобные альтернативы, события 11 сентября, а также практически единогласная поддержка со стороны находившегося под контролем демократов конгресса, предоставили уникальный шанс воплотить свои идеи в жизнь. В странном предвидении грядущего, неоконсерваторы, занятые в работе над проектом «Нового американского века» утверждали за год до сентябрьских террористических ударов в своем докладе «Перестройка обороны Америки», что «процесс трансформации, даже приносящий революционные изменения, скорее всего, будет очень продолжительным, если не случится какого-нибудь катастрофического катализирующего события — своего рода нового Перл-Харбора» [90] . Пускай Чейни и Рамсфелд и не могли предсказать 11 сентября, но они мастерски воспользовались его результатами. «Теракт 11 сентября был одним из тех исторических событий, которые обладают достаточной силой, чтобы стимулировать возникновение свежих мыслей и встряхнуть самоуспокоенных», — вспоминал Фейт. «Он создал возможность открыть новые перспективы перед многими людьми — друзьями и врагами, в Соединенных Штатах и за границей. Рамсфелд, Вулфовиц и я были едины во мнении, что президенту следует воспользоваться своей трибуной» [91] .