— Ракета! Капитан, ракета! Они всплыли!

— Полный вперед! — раздался голос капитана. — Лево на борт!

Я не мог уследить за маневром, но через десять минут Васев и Каменев уже поднимались по трапу. Еще через десять минут ветер донес до меня обрывки их оживленного разговора с капитаном. Оба досадовали, сердились, что не нашли корабль, который искали; капитан басом извинился, что скверные метеорологические условия помешали работе с секстантом, и жаловался, что для опытов выбрали самое неудачное время. Потом на корабле все снова затихло.

Я попытался устроиться поудобнее и задумался. Что мне делать? Ужасная ночь, проведенная под тонким одеялом, не принесла мне ничего, кроме разве что бесподобного насморка. Я не получил никаких доказательств. В борьбе за раскрытие тайны рукописи Клитарха я не продвинулся ни на шаг. Действительно, что я мог сделать? Я думал долго и в конце концов решился. До Бургаса еще часов двадцать пути. За это время нужно проникнуть в каюты Каменева и Васева и перерыть привезенные ими ящики. Я был настолько готов на все, что не поколебался бы заглянуть даже в их скафандры, если бы мне показалось, что разгадка кроется в них.

Да, я так и сделаю. Хороший специалист с одного взгляда может определить достоинства легководолазного костюма.

Я услышал за стенкой лодки подозрительный шум, и вот под брезент просунулась рука с зажатой в ней бутылкой.

— Что это? — невольно воскликнул я. И услышал, как кто-то усмехнулся.

— Коньяк «Плиска». Первоклассное средство для промерзших журналистов.

Быстрым движением я сорвал брезент и вскочил. Передо мной с бутылкой в руке стоял доктор Каменев и дружески мне улыбался. А весь судовой экипаж от капитана до промасленного механика окружил меня и неудержимо хохотал. Стоит ли добавлять, что я, говоря словами Лафонтена, чувствовал себя «посрамленным, как лисица, пойманная курицей».

И тут все прояснилось. Хоть мне казалось, что я действую ловко и хитро, экипаж заметил, как я проник на корабль, но с согласия Васева и Каменева решил подшутить надо мною и оставить меня мерзнуть в лодке всю ночь. Положение еще больше прояснилось через полчаса, когда я узнал, что капитан даже вписал меня в заверенный пограничниками путевой лист корабля.

Однако, согласно моей философии, человек должен воспринимать по-спортивному, с улыбкой, не только победы, но и поражения. Я засмеялся вместе с прочими, отведал «коньяка для промерзших журналистов», а потом бутылка пошла по кругу, и таким образом мы «побратались».

— А собственно, в таких фокусах не было надобности, — сказал инженер Васев, когда мы уже сидели в теплой кают-компании «Камчии». — Мы и без того решили разыскать вас тотчас после эксперимента. Больше того, мы назначили спуск на сегодня, хоть условия и неблагоприятные, только для того, чтобы дать вам возможность, как говорится, «выйти сухим из воды». Что ж, будем считать, что у вас теперь достаточно материала?

— Совсем нет, — ответил я. — О ваших погружениях я знаю столько же, сколько и месяц назад, то есть абсолютно ничего.

— Но ведь вы наблюдали за тем, как мы спускались? — возразил Каменев. — Мы находимся в 180 милях от берега, а если вы взглянете на глубомер «Камчии», то увидите, что глубина здесь — 550 метров. Почему же вы не верите, что мы извлекли рукопись с глубины 540 метров?

— Потому что у меня нет никаких доказательств. Может быть, вы не опускались на дно, а, скажем, играли в шахматы, прицепившись к килю корабля. Мне кажется, на таких глубинах дышать невозможно.

Все замолчали. Потом, когда я снова неудержимо расчихался, оба мои собеседника переглянулись, и Васев утвердительно кивнул.

— Вы много говорите о дыхании, — снова заговорил Каменев. — Но что, в сущности, означает дыхание? Исчерпывается ли весь механизм дыхания поступлением воздуха в легкие? Не является ли оно лишь частью, точнее, только предпосылкой для подлинного дыхательного процесса?

— Лишние вопросы, — произнес я. — Еще в школе нас учили, что «при дыхании кровь соприкасается с кислородом воздуха, обогащается кислородом и отдает вредную для организма углекислоту».

— Правильно. Значит, дыхание нельзя отождествлять с поступлением воздуха в легкие. И это не только теория. Вы слыхали об операциях на сердце?

— Да, конечно.

— Знаете, как они происходят?

— Да, хотя лишь в общих чертах. Хирурги изолируют сердце и легкие, а кровь пропускается сквозь аппарат, называемый искусственным легким или оксигенатором, где во время операции, производимой хирургом, происходит процесс обогащения крови кислородом и освобождения ее от углекислоты.

— Так. Еще один вопрос. Вы знаете также о том, что под водой приходится дышать более плотным воздухом — его давление помогает грудной клетке расширяться. Вы говорили об этом с Климентом. Но играет ли этот более плотный, сжатый воздух какую-нибудь роль в процессе дыхания?