— Анхен! — почему так бьется сердце? Лоу меня как только не трогал, а тут… — Какой…рисунок тебе нравится? — выговорила с трудом.

Пока одна его рука ласкает мне ножку, другая обвивает меня за талию, пальцы гладят обнаженный кусочек кожи под узлом от рубахи, сдвигая этот узел все выше…

— Скажу, если поцелуешь, — его дыхание обжигает мне ухо, его зубы чуть прикусывают мочку. Я вздрагиваю, чувствую, как тепло разливается по телу.

— Тогда не говори, — пытаюсь взять себя в руки. Но в руках меня держит он, и крепко. И… и он ведь чувствует, что мне не неприятно.

— Не буду. Скоро уже не смогу, — его руки перемещаются мне на грудь, обхватывая ее поверх рубашки, сжимая, вызывая у меня этим слабый стон. Я отчаянно стискиваю в руках карандаш и папку с лежащим поверх нее начатым рисунком, словно пытаясь за них удержаться, не потерять голову. Но он заставляет меня повернуться и впивается губами в губы.

И я мгновенно теряю все: карандаш, бумагу, голову, сомнения, страхи. Я растворяюсь, я эхо его дыхания, я отзвук его стона. Нет мира со всеми его ужасами, нет Города со всеми красотами, нет вампира, нет девы, есть мы.

Когда он, наконец, отстраняется, у меня кружится голова, перед глазами все плывет, я цепляюсь обеими руками за его плечи. Но вот теперь я действительно вспоминаю, что такое для меня Анхен, почему вот уже почти два года я не могу его бросить в мыслях своих, несмотря на все ужасы, несмотря ни на что.

— Я скучал по тебе, Ларка, — шепчет он мне, — так скучал…

— Я тебя ждала, — жалуюсь ему в ответ, — так ждала, а ты не пришел…

— Прости, — он не рассказывает про обстоятельства непреодолимой силы, он просто прижимает меня к себе, словно самое дорогое сокровище.

— А помнишь пророчество? — почти шепчу ему на ухо, благо ухо его так близко от моих губ. — Я тогда тебе не поверила, а ведь оно сбылось. Я только вчера поняла, что оно сбылось. Мы докувыркались с тобой так, что… А ты не спас. Вытащил, но не спас. А спас меня Лоу. Только он. Потому, что… Если бы… Я бы просто умерла здесь, в твоем роскошном доме, пока ты… был слишком занят, видимо…

— Прости, — вновь повторяет Анхен. — А пророчество… Ну и замечательно, что сбылось, — он легко касается губами моих губ, слишком мимолетно, чтоб мне этого хватило. — Главное — ты выжила, и больше никаких пророчеств, только ты и я. И все теперь будет хорошо. Обязательно.

— Сам в это веришь?

— Сам собираюсь этим заняться, — он решительно поднимается на ноги и тянет меня за собой. — Пойдем со мной, Лар.

— Куда? — интересуюсь с опаской.

— В спальню, Ларка. И лучше в мою. Можно, конечно, и здесь, но там мне будет за тебя чуть спокойней, — поскольку подниматься сама я не рвусь, он обхватывает меня за талию и ставит на ноги.

Ноги слушаются плохо, возбуждение уходит, остается только страх — боли и смерти. Я помню, я видела — они все кричали от боли, пусть недолго, но… и… Я невольно хватаюсь за горло, мне кажется, это не из ее, это из моего хлещет кровь.

— Нет, я… я не могу… пожалуйста… давай не сегодня… не сейчас…

Он просто подхватывает меня на руки и устремляется в полет.

— Я слишком долго позволял тебе этого бояться, — говорит он мне, пока мы проносимся парковыми лужайками. — Секс с тем, кто тебе желанен — это удовольствие, Лар, там нет ничего ужасного.

— Зато в тебе ужасного — хоть отбавляй.

— Не для тебя, — не соглашается он, — не сегодня.

Мы влетаем в дом, несемся по коридору.

— Надо было взять тебя при первой же встрече, — с горькой убежденностью заявляет Анхен, не замедляя движения. — В крайнем случае, при второй. Как я делал всегда и со всеми. И всегда и со всеми все было в полном порядке. А с тобой отступил от собственных правил, и до чего все дошло? Мы слишком заигрались — в твою уникальность и мою незаинтересованность.

Мы влетаем в его спальню и опускаемся на кровать. На середину этой огромной кровати, прямо в обуви, его это не смущает.

— Не надо так дрожать, Лара, тебе обязательно понравится, вот увидишь.

Верится с трудом. В ужасе смотрю, как он разувается, сбрасывает с кровати обувь, стягивает через голову футболку… Я собиралась быть сильной. Я же собиралась быть сильной, и не бояться. Не получается.

Он оборачивается ко мне. Целует мои похолодевшие губы. От страха почти совсем ничего не чувствую. Меня колотит. Он заставляет меня опуститься на подушку. Склоняется надо мной.

— Давай договоримся так, Ларочка. Я просто тебя поласкаю. Тебе ведь нравятся мои ласки, верно? Вот на них мы и остановимся. Если захочешь, — он осторожно целует меня в кончик носа. Легонько обводит пальцами контур лица. Чуть улыбается. — А не захочешь — пойдем до конца. Я не беру девочек силой, мне это не интересно. Только, если ты будешь этого хотеть, родная. Договорились?

Киваю. А что остается? Лучше уж пусть ласкает, чем сердится, что опять по его не вышло. А там… я ведь понимаю, на что он рассчитывает. Может и впрямь…