– У меня еще есть суп. Теплая еда – как раз то, что вам сейчас нужно, дети. Пойдемте.

На кухне она разлила суп по деревянным мискам.

– Ложек у меня нет, поэтому справляйтесь так, – виновато пожала плечами женщина. – Тут у нас не таверна, в которой все следят за этикетом.

Меркурио сожрал свою порцию в мгновение ока. Хозяйка не пожалела для супа ни капусты, ни свеклы. Поводив в горшке половником, Анна выловила оттуда свиное ребрышко, с которого свисало немного мяса, и отдала лакомство Меркурио.

– Извините, это последнее, – сказала она остальным, с надеждой смотревшим на нее. – Ему оно сейчас нужнее.

Вернувшись в соседнюю комнату, она проверила подштанники Меркурио. Оказалось, они уже высохли.

– Пойдем, – улыбнулась ему Анна. – Посмотрим, подойдет ли тебе одежда.

Меркурио надел подштанники, нательную сорочку, рубашку, брюки и куртку.

Все было ему немного велико, но в целом одежда подошла. Анна кивнула, ее глаза блестели.

– А теперь ложитесь спать, – указала женщина на соломенные матрасы на полу.

Монах все еще сидел за столом, Цольфо от него не отходил. Бенедетта взяла одеяло Меркурио, набросила себе на плечи и улеглась на соломенном матрасе в углу, мрачно поглядывая на Цольфо. А Меркурио сел на стул у камина. Его все еще слегка знобило.

Приставив к камину табурет, Анна устроилась рядом с юношей. Какое-то время она молча глядела на огонь, а потом тихо заговорила, не отводя взгляда от пламени.

– Ему они не шли так, как тебе…

Оглянувшись, Меркурио увидел, что на губах женщины играет печальная улыбка, а глаза вновь блестят.

– Мой муж был немного грубоват собою, не такой красавчик, как ты, – прошептала Анна. – Но он был моим мужем. И он был хорошим супругом. Он ни разу меня не ударил. – Она посмотрела на Меркурио и нежно провела ладонью по его куртке, утепленной кроличьим мехом.

– К сожалению, Господь не даровал нам дитя, но муж никогда не винил меня в этом. И не попытался найти себе другую женщину. Он говорил, что нам стоит усыновить сироту, чтобы тот помогал нам на поле и на рынке, но на самом деле ему всегда хотелось, чтобы я родила ему сына. – Она погладила Меркурио по щеке.

Он не возражал.

– Он бы обрадовался, что его вещи достались такому милому мальчику, как ты.

Меркурио хотелось сказать ей что-то приятное, но ему не хватало слов.

– Да… – Вот и все, что он сумел из себя выдавить.

Оба помолчали, глядя в огонь.

– Когда вы поженились… – тихо-тихо протянул Меркурио. – Ты и твой муж… Вы… Вы держались за руки?

Анна мечтательно прикрыла глаза, а потом громко рассмеялась.

– Ну… не совсем. – Ее смех звучал звонко, заразительно. – Но что-то в этом роде, мальчик мой. Понимаешь?

– Ну да…

Тепло улыбнувшись, Анна взъерошила ему волосы.

– Конечно нет. Глупая я. Ты совсем еще ребенок… Ну, я хотела сказать… что наши руки… его руки, мои руки… тоже играли свою роль во всем этом.

– Вот как… – Меркурио старательно делал вид, что понимает ее слова.

Анна смущенно захихикала.

– Ох, мальчик мой, и зачем я только говорю тебе об этом? – Она закрыла глаза, погружаясь в воспоминания.

Через какое-то время женщина нежно погладила ворот куртки.

– Вот увидишь, она очень теплая.

– Да…

– Это последние вещи, которые у меня оставались от него, – объяснила Анна. – Теперь у меня ничего нет на память о нем. – Женщина смотрела на пламя, ее взгляд прояснился. – Он подарил мне цепочку, – прошептала она, словно говоря сама с собой. – Красивую цепочку. Золотую, с крестиком. А на крестике был зеленый камень. – Анна вздохнула. – Пойду спать. – Женщина встала. – И тебе нужно выспаться, мальчик мой. – Но она медлила, не двигаясь с места и глядя в камин. – Он умер два года назад, знаешь… Его переехала телега на рынке. Эта телега застряла. И мой муж вызвался помочь ее хозяину, с которым даже не был знаком. А потом телега резко подалась вперед, перевернулась и раздробила моему мужу грудную клетку, раздавив его доброе сердце.

«Какая удивительная женщина!» – подумал Меркурио.

Он посмотрел на Цольфо. Мальчик все еще говорил с монахом, его лицо было таким напряженным, что казалось, будто он скрежещет зубами от ярости. Цольфо тоже потерял близкого человека, но его ответом на боль стала ярость. Меркурио повернулся к Анне. В ней ярости не было. И ее путь показался Меркурио более достойным.

– Все деньги, что у меня оставались, я отдала за гроб. И за похороны. Я устроила мужу хорошие похороны, – продолжила дель Меркато. – А потом попробовала вернуться к той работе, которой я занималась до того, как вышла замуж. Я покупала еду для нескольких семей аристократов, чьи дела не ладились. Я жила здесь, в Местре, и потому могла купить продукты дешевле. Так этим аристократам удавалось жить не столь расточительно. Но затем, когда мой супруг погиб, ни один из них меня и знать не захотел. За это время семьи вновь обрели достаток, и им было стыдно иметь какие-либо дела со мной. Я напоминала им о темных днях прошлого. А может, они боялись, что я принесу им несчастье, – вздохнула Анна. – Я кое-как перебиваюсь, сдавая кровати поденщикам, но зимой батраки тут не нужны, а в этом году в моем огороде все вымерзло. – Она коснулась шеи, словно искала то, что всегда было там. Ее глаза наполнились слезами. – Мне пришлось заложить цепочку, хотя я и поклялась, что никогда так не поступлю. Исайя Сараваль, ростовщик с Пьяцца-Гранде, дал мне за нее двадцать серебряных. – Анна потупилась, словно до сих пор стыдилась своего решения. – Мне никогда не скопить столько денег, чтобы выкупить ее.