Он спрыгивает, наконец, и разворачивается. Его широкие плечи, красивые, сильные руки блестят от испарины, волосы на груди мокрые, и живот, теперь не просто плоский, но после физической нагрузки ещё и с проступившими мышцами, весь в капельках пота.

Алекс всё ещё не видит меня, потому что волосы продолжают торчать, все собравшись у лба, он так и не убрал их, он тянется за футболкой, а я …

А я в остервенении! Да, так случилось, что животное влечение, обременённое моими незаурядными мозгами, повергло меня в бешенство и чувство, близкое к ненависти.

Умный, талантливый, трудолюбивый, воспитанный, образованный, порядочный … правильный! Сильный! Мужественный! Ну что там ещё, ах да! Красивый, сексуальный, опытный, необыкновенно умелый в постели, всегда модный, стильный, благоухающий, без единого изъяна и недостатка я-весь-из-себя-идеальный Алекс!

А что я? Я как все! Я коктейль из достоинств и недостатков, приправленный парочкой изъянов. И вот поэтому этот Супер Человек меня уже бесит. Мне отчаянно хочется его обидеть, или хотя бы задеть чем-нибудь. Это только на первый взгляд нездоровая реакция – она вполне себе здоровая, потому что рядом с такими людьми как он, если такие ещё вообще существуют, чувствуешь себя как никогда остро ущербным, нескладным, бестолковым недочеловеком.

Но я держусь, я не скажу ничего, потому что Алекс ни разу не сделал мне ничего плохого, и меня сдерживает элементарное чувство справедливости. Однако, я уже вышла из своего укрытия и стою в наглой позе, скрестив руки на груди и облокотившись на гранитную стену. И плевать, что в руках у меня его батник.

Алекс тянется за своей мокрой футболкой и только в этот момент замечает меня и … замирает. Его лицо из просто сосредоточенного вдруг выражает на мгновение муку, затем становится холодным, даже ледяным, и вот это уже цепляет меня и развязывает мне, привыкшей к его исключительной улыбчивости и доброжелательности, руки. Вернее нет, не руки, а язык, потому что я говорю ему:

– Хочешь быть САМЫМ красивым? – и вот в этой фразе самой по себе не было столько яда, сколько в том тоне и интонации, которыми она была приправлена.

– Нет, не в этом дело, – отвечает он спокойно и почти мягко, несмотря на своё ледяное выражение лица.

– А в чём же?

– Мужчина должен быть сильным и развитым физически, если он претендует называться им.

– Да, ну!

Алекс быстро надевает мокрую от пота, холодную футболку, как ему, наверное, неприятно это, и я не могу понять, зачем он это делает, ведь ему всего лишь нужно пройти мимо меня, пройти по комнате – и он в душе, где после горячей воды его ждёт такая же чистая и сухая.

– Пожалуйста, … больше … не делай так, – он произносит эту фразу медленно, настолько медленно, что у меня пробегает волна мурашек по телу.

– Как?

– Не нужно смотреть на меня.

Я в сладострастно-упоительной эйфории – вот оно. Есть! Кажется, мы нащупали скелет в шкафу, и сейчас я начну вытаскивать его наружу. Если я стану давить на него, мы поссоримся, и тогда он, наконец, выплывет настоящий, я увижу его истинное лицо, ведь только в конфликтах люди демонстрируют его, скинув с себя все маски. И я упоительно начинаю раскручивать моховик конфликта:

– Почему?

– Я не люблю, когда меня разглядывают.

– Почему?

– Есть у меня такая особенность.

– Откуда она?

– Тебе лучше не знать.

– Я думаю, лучше знать. Я сплю с тобой.

Ian A.P. Kaczmarek – Evening OST

При этих словах он поднимает свой взгляд на меня, и на моих глазах его лицо покрывает волна страха, глаза раскрываются широко. Я недоумеваю, чего он испугался? Но Алекс быстро берёт себя в руки и начинает движение по уже известной мне схеме – схеме увещевательного устранения конфликта. Я давно уже заметила алгоритм, по которому он общается с людьми: он избегает конфликтов, он растушёвывает их даже тогда, когда они уже разгорелись, всякий раз пользуясь одним и тем же методом – он задаёт вопросы, либо делает направляющие высказывания, слушая которые человек иллюзорно сам приходит к выводу, угодному Алексу. Сам он этому научился или нет, не знаю, но схема действует безотказно. Но моя цель сегодня – спровоцировать конфликт, и я с наслаждением наблюдаю, как он пытается выпутаться.

– Там ничего опасного для тебя нет, но это моё личное пространство, и я никого не впускаю туда. Такие вещи нужно уважать.

– Ты не любишь, когда на тебя смотрят? Мне сейчас нельзя смотреть на тебя?

– Это другое, ты разглядывала меня.

– Ты не выносишь, когда тобой любуются?

– Да.

– Ты лжец.

– Почему? – на его лице ещё больше страха.

– Ты говоришь, что не любишь, когда тебя разглядывают, но при этом делаешь всё, чтобы соблазнить людей на это. Поэтому ты – лжец.

Язвительная ухмылка не сходит с моего лица на протяжении всего разговора.

– Я уже объяснил тебе, что то, что я делаю, не имеет отношения к моей внешности.

– Враньё. А я не люблю лгунов, – в моём голосе металл.

Я сморю на него и вижу, что ему уже физически плохо, глаза раскрыты широко, как у ребёнка, он открыт, он уязвим. Мой натиск застал его врасплох, он не может или не знает как сопротивляться, его метод не работает на мне. И вот что он делает: он подходит медленно, нежно берёт меня за руку и говорит: