РАССКАЗ
В стенах усыпальницы время не имело значения.
В ней не было ни окон, сквозь которые можно было видеть, как дни и ночи проходят над далёкими горами Чаши и великими красными пустынями Ваала, ни движения восковых свечей, ни часов — лишь стук сердец Астартес. Вечный и неизменный свет, неяркий и маслянистый, падал из люмофонарей на каменных стенах. Он отбрасывал нечёткие тени на фигуры, которые двигались по залу, переговариваясь тихими и напряжёнными голосами.
В усыпальнице пахло металлом и ржавчиной, словно мокрой медью: за тысячелетия здесь пролились столь много крови, что запах проник в сами камни. В центре зала был мраморный стол, чей белый камень порозовел от животворной жидкости всех, кто истекал на нём кровью. И теперь на столе лежал Кровавый Ангел, лишённый боевого снаряжения и одетый лишь в тонкие хлопковые одеяния. Чёрные цепи из закалённого железа и кольца наручников удерживали его на месте, ибо столь сильны были судороги Ангела, что без них он бы уже сломал собственные конечности, пока рвался и метался в агонии; и всё же воитель лежал не во сне, не в сознании, но пребывал в неком бессонном небытии, что не являлось ни бодрствованием, ни комой. Лишь боль чувствовал этот воин, чьи вопли приглушал кожаный кляп в потрескавшихся губах.
Сквозь голоса Сангвинарных Жрецов и лязг цепей сдавленные крики Ангела находили отклик далеко наверху, за спиральными коридорами поднимающегося возвышающегося над головой минарета. До усыпальницы доносились вопли и леденящие душу выкрики тех несчастных, что томились в кельях, которые никогда не позволят открыть.
Этим местом была Башня Заблудших, Башня Амарео. Сюда Кровавые Ангелы приводили страдающих родичей, которые уже не могли справиться с кошмарными генетическими проклятиями Чёрного Гнева и Красной Жажды. Тёмное наследие давно погибшего примарха Сангвиния, Гнев и Жажда таились в сердце каждого сына Ваала — и они могли обрести смысл лишь в битве, в последней службе Роты Смерти.
Но были те, кто зашёл по алому пути так далеко, что даже почётной смерти не было достаточно. Башня была их тюрьмой, их убежищем, их чистилищем.
И теперь над этой бездной завис ещё один Ангел.
Корбуло, глава Кровавого Жречества, наблюдал, как его братья кружат вокруг тела на мраморном столе, снимая показания предсказательных устройств и следя за работой медицинских сервиторов.
Ощутив его испытующий взгляд, брат Салил, один из Сангвинарных Жрецов, отделился от группы и приблизился к Корбуло.
— Господин, — жрец чуть склонил голову поклонился.
— Лорд Данте хочет знать, есть ли изменения в его состоянии, — без лишних слов перешел к сути Корбуло.
Салил мрачно кивнул:
— Есть, и не к лучшему. Эта… — он замолчал, подыскивая нужные слова, — эта микстура становится сильнее с каждым часом. Признаюсь, что при всём старании мы не сможем замедлить процесс, а тем более обратить его вспять…
— Должен же быть способ, — верховный жрец умолк, видя, как Салил слабо качает головой.
— Милорд, в нём заключено подобие дистиллята сверхновой. Оно поглощает его, выжигает изнутри, — Ангел вздохнул. — Ни один смертный никогда не был предназначен сосудом для такого величия. Это необратимо.
— Тогда отдай его мне, — раздался новый голос, печальный и звучный, полный старой боли.
Корбуло обернулся, чтобы увидеть, как из теней выступает Астартес — Кровавый Ангел в чёрной как ночь рясе капеллана. На ней звенели стальные почётные цепи, к которым прикована книга катехизисов, а на поясе висел эбеновый скипетр, который оканчивался крылатой золотой чашей — то был Кровавый Крозиус, символ звания Хранителя Заблудших и Стража Роты Смерти. Брат Лемартес пристально смотрел на Корбуло из-под капюшона, его искажённое, истощённое лицо напоминало венчавший доспех Хранителя череп — маску смерти. Лемартес был одним из немногих людей, которые за всю историю ордена пали в объятия гено-проклятья и выжили — многие говорили, что брат до сих пор живёт в тени Чёрного Гнева, но так сильна его воля, что он борется день и ночь. Поэтому Лемартес вполне мог вести Роту Смерти в бой вновь и вновь. Салил сделал шаг назад, не желая стоять слишком близко к словно покрытой пепелом ауре капеллана.
Мгновение брат Корбуло изучал Лемартеса и ощутил странный порыв жалости к нему. «Какая это, должно быть, боль, — подумал жрец, — вести измученных родичей на верную смерть и каждый раз оставаться единственным выжившим».
Капеллан протянул руку.
— Отдай его мне. В кельях наверху он найдёт свой покой.
Корбуло покачал головой, оторвавшись от мыслей.
— Нет. Нет, брат, пока нет.
— Тогда зачем было вообще приводить его в мою башню? — рявкнул капеллан, оскалив клыки. Он протолкнулся к мраморному столу мимо Сангвинарных Жрецов. — Взгляни на него, Корбуло, отпусти его! Это будет добрым поступком.
— Это будет напрасной тратой! — возразил верховный жрец. — Ты понимаешь, через что он прошёл, чтобы вернуть нам кровь? В скольких сражался битвах, сколько было потеряно жизней?
Лемартес свирепо посмотрел на Корбуло и заговорил тихим шёпотом.
— Что я понимаю, так это то, что ничего этого бы не потребовалось, если бы не неудача Кровавого Жречества! — он подался вперёд. — Брат Цек был одним из вас. И его спесь открыла наш дом силам Хаоса! — Капеллан буквально выплюнул последнее слово. — Корбуло, ты в ответе за Красный Грааль. Ты позволил врагам украсть частицу святой крови нашего примарха, — Ангел ткнул пальцем в воина в цепях, — и ты навлёк на него это!