Шрифт:
За годы, прошедшие с тех роковых событий, в которые его втянул безобидный на вид, увлеченный наукой пожилой профессор, подсказавший связанную с Ватиканом тему студенческого исследования, он, Джузеппе Бутилльоне, не только вышел в люди, пройдя по ступеням элитарной социальной лестницы, но закалил характер и выпестовал холодный разум. Мировой бизнес-инкубатор тщательно подбирал кадры, заглядывая на десятилетия вперед…
— Вам что принести выпить? — спросила у Джузеппе миловидная стюардесса, сверкнув белозубой улыбкой.
— Пожалуй, бокал вина.
Стюардесса уточнила марку из имевшихся в наличии, и пока не пришло время ужина, молчаливый пассажир, углубленный в свои мысли, принял заказ. Повертев в руках бокал с напитком янтарного цвета, он рассеянно пригубил. Соседнее кресло к явному облегчению пассажира осталось свободным. Сладкий привкус и легкое послевкусие удовлетворили; Джузеппе облизнул губу, недавно неловко прикушенную в трудных размышлениях. Здесь, где никто не наблюдал за ним, можно было гримасничать и выказывать истинные чувства.
Уже давно Джузеппе имеет две страсти: явную и тайную, давно живет двойной жизнью. Первая его страсть — финансы, ну а другая — тайные науки, лежащие вне человеческого разумения. Не зря даже любимый персонаж его счастливого мальчишества бельгиец, чьи серые клеточки работали без устали, возразил герою очередной детективной истории: «Неправда, Эркюля Пуаро всегда интересовали оккультные науки».
Бутилльоне сделал глубокий вдох. Жаль, что некому будет описать его жизнь, его желания и стремления, — накатила и пропала короткая волна сентиментальности. Да, на каждого Пуаро только одна Агата Кристи, как на каждую Агату Кристи только один гений сыска Пуаро… Возможно, как-то подумал Джузеппе, его привлекает вовсе не изощренность ума литературного детектива, а антураж благословенной эпохи, наивной, искренней и такой же волшебной, как живописные полотна его великих соотечественников.
То, чем так страстно увлекался Джузеппе, имело отношение в том числе и к нацистским проектам 30-х-40-х годов XX века, но по большей части тех, которые были связаны с подземными исследованиями. Его влекла идея Полой земли, в которую всерьез верили нацисты; их поиски внутриземного Разума, их Контакты с Высшими Неизвестными. И то, что он так внезапно лишился возможности заполучить в свои руки, пусть даже на время, секреты Третьего рейха, повергло его даже не в шок, а в ступор. Так что ватиканские сотоварищи зря подозревали его в причастности к гибели ценного клиента. Не мог убрать Якова фон Краузольда Вольф с его дружками; как не могли убрать и ребята из секретной службы МИ-6, — разумно размыслил банкир. Но если не они, тогда кто?!
Пассажир окликнул проходившую стюардессу и попросил принести второй бокал вина.
— Понравилось? — уточнила миловидная девушка.
— Si, — кратко обронил импозантный мужчина, никогда, впрочем, не злоупотреблявший хмельными напитками. Но лететь еще долго, и хмель если и возникнет, то быстро выветрится.
Стюардесса вежливо заменила пустой бокал на полный.
В душе он был рад, что побывал в Ватикане; вряд ли кто из служителей Господа мог заподозрить, что Джузеппе знает об этом месте едва ли не больше самих служителей, денно и нощно творящих в стенах Святого города свои молитвы. Знал он и о богатствах Апостольской библиотеки, хранящихся за семью магическими засовами. Он знал даже то, что ему — простому итальянскому банкиру, чью роль он исправно выполняет, — и знать не положено: то, что при Папе Римском по кругу находятся шесть монашеских орденов, каждый из которых охраняет дверь в один из параллельных миров.
Вот за эти миры и бился Третий рейх. А всё остальное — блеф, кровавая картинка для реального мира физических объектов.
Разве же это не его соотечественник, итальянец Роберто Бартини, закончивший свои дни в Москве в последней трети XX века, открыл, что мир вокруг нас — шестимерен?
А человек является биоэлектрической структурой, управляемой извне, — признал другой гений, серб Никола Тесла, отдавший Богу душу в 1943 году в «городе больших возможностей» Нью-Йорке.
Правда откроется в одночасье, — небеспричинно подозревал Джузеппе, понимая, что он тоже причастен к приближению дня X.
Любое событие, имеющее дальновидное продолжение, реплика, открытие, поступок, влияющие на ход мировой Истории, всегда многомерны, крестообразны и движутся — как живой организм — с закручиванием торсионного поля по спирали Времени в сжатую пружину. Пока не настанет день X, чтобы то, ради чего были придуманы, озвучены и осуществлены события, реплики и поступки, проявилось, взорвалось то ли общественной революцией, то ли природным катаклизмом. Так было и прежде, в самые-самые додревнейшие времена…
И, значит, всегда на Планете были (и будут?) те, кто контролирует столь далеко идущие таны и готов сколь угодно долго ждать, пот не придет черед разжаться роковой пружине…
Чтобы скоротать время, Джузеппе развернул номер L 'Osservatore Romano, прихваченный в спешке перед отлетом. Официальная газета Ватикана пестрела разнообразными сообщениями специфического характера. Скромно стояла информация о том, что было и так известно уже несколько дней: почтенный глава Института религиозных дел (то бишь, Банка Ватикана) стал фигурантом уголовного дела об отмывании денег. В разговоре с ди Чента эту тему Джузеппе Бутилльоне задевать поостерегся: разве может он не верить в добропорядочность своего вышестоящего коллеги? Свят-свят, — как говорят русские, и рука банкира дрогнула в крестообразном порыве.
