Официант принес сливки, кофе, груду нарезанного хлеба и направился было к прилавку за оставленной на подносе закуской, но Андрей Ильич жестом остановил его и что–то шепнул на ухо. Словно не замечая лукаво склоненной головки жены, он с серьезным видом передвигал посуду на столе и перекладывал салфетки. Сегодня его черед заботиться о хозяйстве, но где уж в таких хлопотах за всем уследить?

На столе появляются сыр, масло и отдельно на большом блюде румяная, вкусно пахнущая кулебяка. Елена Петровна, сложив на груди руки, как это делают дети, восхищенные неожиданным подарком и в то же время встревоженные опасениями, как бы кто–нибудь не посягнул на него, — попеременно переводит глаза со стола на мужа.

— Спасибо, дружок! Что, кулебяка с рисом?

Он деловито придвигает к ней блюдо и говорит:

— С рисом и гусиной печенкой. По особому заказу, сделанному вчера в двенадцать ноль–ноль.

— Еще раз спасибо, — тихо произносит она. — Не слишком ли много, когда мы это съедим?

Она не удержалась и, отломив кусок кулебяки, поспешно сунула его в рот. Андрей Ильич терпеливо ждал, когда она похвалит пирог, как вдруг Елена Петровна судорожно схватилась за грудь и из глаз брызнули слезы. Она движением руки показывала, что не может проглотить кусок, и глазами искала на столе воду.

Он бросился к прилавку буфета, налил из первой попавшейся бутылки вина и дал ей выпить. Она сделала несколько маленьких глотков, облегченно вздохнула и улыбнулась.

— Боже, какая я обжора! Ну, кто не знает, что гусиную печенку следует есть маленькими кусочками и обязательно запивать водой!

Она виновато улыбнулась, налила в кофе сливок и тут только заметила, что муж смотрит на нее с нескрываемым чувством тревоги.

— Что с тобой, Андрюша, ты на себя не похож. Можно подумать, что не я, а ты поперхнулся, — с упреком протянула она. — Начнем завтрак сначала. Будем есть маленькими кусочками и все запивать: кусочек кулебяки и глоток сливок, крошку бутерброда и глоток кофе, осторожно, не спеша, чтобы никого не пугать… На всякий случай примем атропин.

Елена Петровна не подозревала, как своим поведением все больше усиливала тревогу мужа и вызывала у него самые тяжелые подозрения. Зачем ей понадобилась эта длинная тирада и шуточный разговор с собой? Она словно заглаживала какую–то серьезную ошибку, но какую?

Разноречивые чувства волновали Андрея Ильича. Он вспомнил многое такое, чему раньше не придавал особого значения, сопоставил прежние наблюдения с тем, что только что произошло, и пришел к заключению, что жена скрывает от него какой–то тайный недуг.

Елена Петровна вынула из сумочки, которую носила на длинном ремне через плечо, небольшой флакон, вылила из него несколько капель в стакан и выпила.

— Вот и все, — с подчеркнутой беспечностью проговорила она, — маленькое сужение пищевода, нейрогенного характера, или, как говорят наши больные, «на нервной почве».

«Почему именно нейрогенного характера?» — хотел он ее спросить, но удержался.

— Надо проделать рентгенологическое обследование. Атропин — плохой помощник в таких делах.

Ему удалось произнести это спокойно, но от Елены Петровны не ускользнула происшедшая в нем перемена. Исчезло выражение притворной озабоченности гостеприимного хозяина, взгляд широко открытых глаз казался напряженным и острым, каждая черта лица выражала внутреннюю сосредоточенность. Она растерялась, улыбка и рука, примирительно обращенные к нему, оказались бессильными что–либо изменить, и она голосом, взывающим к сочувствию, произнесла:

— Это началось у меня совсем недавно.

Его недоверчивый взгляд остановил ее.

— Это началось давно, — многозначительно акцентируя, как бы выделяя каждое слово, проговорил он, — неприятными ощущениями во время еды, потребностью запивать каждый кусок и закончилось непроходимостью пищевода. Я ждал, что ты рассеешь мои опасения, проверишь свое состояние, а ты приспособилась принимать атропин.

И суровые нотки в его голосе, и резкие жесты, сопровождавшие каждую фразу, были так необычны для Андрея Ильича, что она не в силах была отвести испуганных глаз от него. Когда он умолк, Елена Петровна жестом пригласила его успокоиться и с той подкупающей покорностью, которой так искусно пользуются подчас женщины, улаживая свои семейные дела, сказала:

— Хорошо, Андрюша, завтра у меня будет рентгенограмма, — завтра же заглянешь мне в пищевод! Приходи к нам в двенадцать часов и рассматривай меня сколько угодно, а сейчас давай завтракать, я смертельно голодна.

Она уступила не потому, что разделяла его опасения. Как многие медики, Елена Петровна верила, что врачам свойственно страдать своими особыми заболеваниями, не похожими на те, какими болеют прочие люди. Сходство симптомов не означает еще сходства болезней. И, уверив себя, что она страдает одной из тех болезней, которые возникают и исчезают сами по себе, Елена Петровна терпеливо ждала благополучного исхода.