Мимикрид резким движением, словно туша Бергодра весила всего пару фунтов, перекинул его через голову, уперевшись упругими ногами в мягкий, шерстистый живот медведя. Бергодр отлетел от места их схватки на десяток футов и упал между двумя деревьями. Сухая, острая ветка, сорванная холодным ветром, пробила его ляжку насквозь, вызвав у медведя чудовищный по мощи и громкости рев. А Мимикрид поднялся на ноги и медленно направился к, продолжающей строить аркан перехода, Бехите. Беременная девушка, краем глаза уловила это и еще быстрее ринулась обустраивать алтарь. К этому моменту Берольда пришла в себя и уже поднималась на задние лапы. Бергодр зубами выдрал ветку из раненой лапы и, опираясь о два соседних дерева, пытался подняться, часто рыча, и отплевывая кровь из разодранной пасти. Они переглянулись с Берольдой и, не сговариваясь, бросились в атаку на Мимикрида, издав боевой вопль, который у Бергодра захлебнулся в пасти, клокочущим звуком. Метаморф резко развернулся и одна из его рук начала «перетекать» в иное состояние, превращаясь в длинный меч. В этот самый момент, на него уже бежал Бергодр. Он прыгнул, словно скакун, преодолевая заваленное дерево и приземляясь, наделся на выставленный клинок Мимикрида, который сделал резкий выпад вперед и выставил свою руку-меч. Изящно выныривая из-под заваливающегося мордой вперед медведя, он сместился в сторону, и правой рукой, которая была выпячены клинками веера вперед, нанес два крестообразных ранения на груди у Берольды. Она заревела и попыталась достать его своими мощными когтями, но ловкий метаморф, выскользнул из под ее атаки, заходя ей за спину. Берольда качнулась назад, и едва не упала на проскальзывающего сзади, словно тень, метаморфа. Он отпрыгнул назад и повторил серию перекрестных ударов по спине медведицы, веером и мечем. Бехита увидев, как ее подруга отчаянно борется с темной тварью, закончив приготовления, начала строить аркан перехода. Метаморф шел к ней, стуча зубами незакрытыми губами и, лязгая своим грозным оружием. Бехита, взяв всю свою волю в кулак, продолжала обряд, нервно поглядывая в сторону приближающегося убийцы. Она схватила амулет на шее, дернув за веревку, на которой он держался, и сорвала его. Амулет в виде полупрозрачного кристалла с алой, пульсирующей искрой внутри, замерцал, как звезда на ее ладони. Алтарь начал светиться в темноте и переливаться волнистым маревом. Метаморф ускорился и быстрее направился к Бехите. Вокруг алтаря заискрились алые молнии, и воздух вокруг задрожал еще сильнее. Вдруг из-за горы послышался треск, высохших веток и Бехита, обернувшись на этот звук, увидела выбежавшего Берона, с мокрыми, чистыми тряпками для родов в руках. Увидев мертвого отца, который уже превратился в человека и лежал, с окровавленной грудью, лицом в землю, он отчаянно закричал. Этот вопль отразился в темном лесу, другим криком, принадлежавшим Бехите. Схватки, утихшие во время боя, неожиданно возобновились, и боль пронзила все ее тело, в районе живота. Мальчик кинулся на убийцу своих родителей, невзирая на смертельную опасность. Он был молод, и поэтому еще не умел обращаться в медведя, но злость прибавила ему решительности, а ярость затмила рассудок. Мимикрид обернулся в сторону Берона и, выставив трансформированную конечность обратно в руку, вперед, схватил ребенка за горло, прямо в прыжке. Он прижал его к себе и резко развернулся в сторону Бехиты. Она вскрикнула и замерла. Бехита не могла допустить гибели сына ее друзей, которые погибли, защищая ее жизнь. Она схватила какое-то бревно, лежавшее под ногами, и медленно пошла в наступление. Мимикрид издал клокочущий, гортанный звук, похожий на смех и смотрел в ее сторону, той частью лица, где должны были быть глаза.

Вдруг рука, которой метаморф держал Берона, дернулась и отлетела в сторону. Именно в том месте, где сверкнуло в ночи лезвие клинка, и отделило конечность мерзкого существа. Мальчик отпрыгнул и попытался убежать, но Мимикрид ударил его по лицу, мощным ударом, который и взрослому человеку мог бы оторвать голову. Парень отлетел на несколько шагов, зарывшись в ковер листвы, устлавший землю под ногами и потерял сознание. Хотя может он погиб на месте от этого удара, Бехита не знала.

— Герон! — Закричала она, но муж уже шел уверенной поступью к Мимикриду, выискивая его слабые места. Чудовище развернулось в его сторону, а затем посмотрело на отсеченную конечность. На месте культи, зашевелились мышцы и сухожилья. Новая рука начала расти из обрубка, превращаясь поочередно в меч, затем в два клинка, походивших на вилы, перебирая варианты холодного оружия, затем превратилась в веер, и так и осталась в таком виде. Герон хотел прыгнуть на тварь, но она начала передвигаться слишком быстро, поэтому ее движения показались ему размытыми. Он не знал, как подступиться к существу и нанести сокрушающий удар.

Вдруг из-за плотного ряда деревьев выбежала стая медведей и ринулась в атаку. Метаморф резко сместился в сторону, отбежав почти на десяток ярдов, становясь напротив бегущих берендеев, и принял необычную для такого существа позу, как испанские танцоры, танцующие с веерами в руках. Его спина прогнулась вперед, тело наклонилось, а голова, запрокидывавшаяся в разные стороны, защелкала тупыми, почти человеческими зубами. Герон, увидев, что Мимикрид нашел новые жертвы, помчался к Бехите.

Она стояла в ареоле строящегося портала, который мерцал рубиновыми молниями, и вздымал в воздух охапки желтых листьев. Воздух переливался мощными волнами, которые сотрясали все вокруг. Портал был почти готов, и теперь в гране мироздания начала прорастать огромная темная дыра, со светящимися лучами внутри. Герон был уже близко, и Бехита оперлась об огромный валун, который стоял рядом. Боль пульсировала в ней, стуча потоками крови, по барабанным перепонкам. Она смотрела в сторону Берона, который лежал по-прежнему без сознания. Сама же она была уже в предобморочном состоянии и едва держалась на ногах. Подбежавший Герон подхватил ее на руки и понес в сторону портала. Единственное, что она успела заметить перед тем, как погрузиться во мрак, — это огромный черный медведь с чудовищной рваной раной на морде, оставленной тремя лезвиями веера Мимикрида, несший Берона на руках, в глубину леса. Мир закружился перед ее слезившимися глазами и исчез в пучине спасительных грез.

Эмоциональное потрясение после видения, которое охватило Славика, настолько его вымотало, что он не выходя из транса, погрузился в глубокий сон. Теплая энергия, которая согревала его, помогала не замерзнуть от холода на ледяном полу. Он проспал почти до утра. До рассвета было еще несколько часов, когда он проснулся и встрепенулся, словно выныривая из глубокой пучины. Это ужасное нападение на лагерь ордена Киранхоши, до сих пор стояло перед его глазами. И его родители, которых он там увидел, еще совсем молодые, пробудили в нем настолько теплые чувства, что он немедленно испытал невыносимою тоску по ним. Мать и отец парня сражались до самого конца. Они все таки, смогли сбежать от безжалостного Мимикрида, который пришел в лагерь берендеев, убить их. Его отец — храбрый и опасный воин, смог увести мать через таинственный портал, который привел их в новый мир. Он назывался Землей и сюда путь был неизвестен даже слугам Баргозара. В этом новом мире, его родители очутились возле моста, где его мать Бехита, родила сына. В новом мире он получил имя Вячеслав или Слава. Бехита надеялась, что больше им с Героном и новорожденным сыном, больше никогда не придется убегать. В новом мире, они хорошо обустроились, сделав себе имена, и обзавелись достойно оплачиваемой работой. Купили жилье и жили ничем не примечательной жизнью, теряясь в толпе миллионов таких же семей.

Амулет, который Слава носил всю жизнь не снимая, был в тот день у матери, и он догадался, что это и есть та самая реликвия, тот артефакт, который его родители, так яростно обороняли. Ему было жаль тех прекрасных людей или же медведей, которые помогли его родителям укрыться, сражаясь, за их жизнь, дав возможность сбежать от Баргозара. Теперь у него не было вопросов, как к нему попал кристалл, и почему погибли его родители. С того самого дня, когда ему сообщили о гибели родителей и он побывал на том злосчастном месте, он знал, что их смерть, не простое стечение обстоятельств, а нечто большее. Теперь он узнал правду, как к нему попал кристалл с осколком божественной слезы, и почувствовал, что обязательства, которые на себя взяли его родители, стали и его обязательствами. Он никому не давал никаких клятв, но уважение и память о родителях, требовали его душу, продолжить их дело. Он решил спасти искру.

Он открыл глаза, и никого не увидел перед собой. Нойд куда-то ушел. Он встал на затекшие ноги, похрустел залежавшимся телом, и сладко подтянулся. Его глаза по-прежнему были в режиме ночного зрения, и поэтому Слава без труда ориентировался в пещерах. Он прошелся в главный зал, а затем еще в одно помещение, но шамана нигде не было. Он окликнул его и эхо его слов, разлетелось по сводам и стенам пещеры, отталкиваясь от них и ускользая куда-то вглубь. Выйдя почти из пещеры, и став так, что он уже отчетливо видел утренний рассвет, восходящего солнца, он огляделся. Слева в стене имелся небольшой, узкий альков, который был скрыт тенями сталагмитов, и поэтому был совершенно незаметен. Он вошел в его пространство и обнаружил там еще один туннель. Ход шел вверх, состоя из самодельных ступенек и закручиваясь по спирали, как винтовая лестница. Поднявшись, он увидел шамана, который топил в небольшом казане снег, который закипев, превращался в воду. Шаман, не оборачиваясь на звук шумного гостя, предложил ему чая и позавтракать. При слове завтрак, у беглеца засосал желудок, требовательно выпрашивая пищу, и он согласился разделить трапезу с шаманом. Нойд налил кипятка в глиняные чаши с какими-то травами, и их аромат заполнил коморку, которая служила ему кухней. На завтрак, Нойд приготовил мясо, и насыпал горсть орехов и синих замороженных ягод, похожих на чернику. Слава смотрел за этими приготовлениями, все время, размышляя, как же шаман будет кушать еду, если у него нет рта. Бледное безволосое тело, как у старика, сотрясалось от каждого движения Нойда, а синюшные вены, проступали из-под полупрозрачной кожи, извиваясь толстыми червями под ней. Гость принялся за еду, а Нойд сел напротив него и сказал:

— Когда закончишь прием пищи, я отвечу на оставшиеся твои вопросы. Но если ты можешь кушать и говорить, то можем начать немедленно. — Он положил руки, выставив их ладонями вверх. Руки расположились параллельно друг другу, с обеих сторон тарелки с едой. Нойд впил в Славу немигающие глаза, а на его руках, под кожей, начали двигаться вены, Словно змеи спешащие на теплый камень. Заполнив предплечья, плотный мотком синюшных вен, они начали искать выход. Несколько участков на каждой руке, взбугрились, превращаясь в орущие соски, из которых вылезли щупальца, точно черви, потянувшиеся к тарелке с едой. Эти извивающиеся жгуты сперва понюхали пищу, а затем присосались, кто к чему, впитывая через себя еду. Вид был мерзким, но Славик быстро к нему привык и решил не терять времени, и начать разговор с шаманом Нойдом.

— Видение, которое ты мне показал… — начал осторожно Слава, — это действительно были мои родители? — Он как-то поежился и протер озябшие руки ладонями.

— Все, что ты видел, было на самом деле. Это воспоминания твоей матери Бехиты, и они как-то передались тебе, еще до рождения. Я лишь сумел выловить их из общего потока и структурировать. Затем мне лишь потребовалось показать эти воспоминания тебе. — Нойд не шевеля губами, отвечал на вопросы Славика. Его глаза не моргали, а десятки мелких щупов, впитывали еду, растворяя ее прямо на тарелке, какой-то слизью.