Шрифт:
Мама Саши посадила меня перед трельяжем и навела макияж.
Конечно, синие веки мне никогда не нравились, но получилось лучше, чем было. Просто макияж. Но не для мальчика. Тем более, моя одежда замочена в тазу. Зачем тогда макияж?
В шкафу у меня есть девчоночья одежда. Кого просить? Юрку? Толика?
– Может, дома останемся? – несмело предложил Саша.
– Я думаю тебя отправить к нам домой, вы с мамой подберёте мне девичий костюм, чтобы соответствовал макияжу, а я пока постираю наши боевые костюмы.
– Хм. С таким синяком?
– Скажешь, что я дала тебе в глаз, потому что отказывался идти.
– Это сильно, - Саша начал собираться.
Я же загрузил, спросив маму Саши, машинку своей и Сашиной формой, занялся стиркой.
Потом зашёл на кухню, где хлопотала Елена Владимировна.
– Помочь чем?
– Спасибо, Сашенька, я привыкла справляться сама.
– У нас дома, когда узнали, что я могу готовить, мужики всё перевалили на меня. Теперь я встаю около шести, делаю зарядку, и готовлю завтрак на шесть человек, - пожаловался я.
– Бедная девочка! – ужаснулась мама, - как ты это терпишь? Давно бы разогнала этих лентяев!
– Что вы, мама! Я уже без них не представляю себе жизнь. Особенно, когда утром идёшь их будить. Такие милые, славные мордашки! Будить жалко, начинаешь их целовать, они радуются…
– У тебя проснулся материнский инстинкт.
– Материнский? Может, я их просто люблю?
– Я и говорю, - засмеялась мама, - как детей! Я Сашу так же будила. Тем более, у тебя их двое. Женщина своего мужа тоже любит, как мать.
– Я заметил.
– Ты ещё не определилась, кто ты? – засмеялась Елена Владимировна.
– С такой жизнью приходится быть одновременно и тем, и тем. Если бы не Саша, никогда не согласился бы стать девочкой.
– Да, - согласилась мама, - в этом мире женщиной быть нелегко. Ты заняла правильную позицию. Вижу, как мальчики тебя слушаются.
– И не только мальчики.
– Ты настоящий вожак.
– Вожак стаи.
Елена Владимировна вздохнула.
– Ты думала, кем будешь?
– Мне нет и тринадцати.
– Если собираешься замуж, пора задуматься.
– Буду поступать в политехнический институт. Только пока не знаю, где. Это уже зависит от Саши. Где будет он, там и я. Скажет заниматься хозяйством, придётся сидеть и растить детей. А пока молодые, можно и побеситься.
– Тут ты права, пока молоды, не обременены детьми, можно и погулять.
– Я скучаю по… - замолчал, прикусив язык. Как можно рассказать, что скучаю по своей работе. Да, я живу насыщенной жизнью, но то, что въелось в подсознание за долгое время, напоминает о себе до зуда в руках. Я был электромехаником, и теперь всегда приходится напоминать себе, что к электричеству и механизмам ребёнка и близко не подпустят. Даже хотел залезть под капот папиной машины, и поковыряться там. Летом попрошу всё-таки. Руки чешутся, до того хочется за руль.
– И по чему ты скучаешь?
В это время в прихожей загремел звонок, и я с облегчением выскочил из кухни. Пришли Саша и Толик.
Толик, едва вошли, не раздеваясь, обнял меня и прижался своей холодной курткой, всхлипывая.
Кое-как успокоив его, я спросил его, что случилось.
– Я боялся за тебя. Среди нас тебя не было, я весь извёлся.
Хмурый Саша передал мне пакет: - Мне хотели второй фингал поставить.
– Кто? – удивился я.
– Твой папа. Говорит, что так издеваться над своей девочкой он не позволит.
Когда я спросил, что он имеет в виду, он только зубами заскрипел, и сказал, что я совершенно о тебе не забочусь, потакая твоим опасным играм.
– Странно, - сказал я, - никогда он мне не говорил, чтобы я не дрался.
– Его руки уже тянулись к моему уху.
– Я был свидетелем, - глухо произнёс Толик.
– Ты давай, раздевайся, заморозил меня. Заболею ещё.
Толик испуганно отпрянул: - Ой, что-то я совсем!
Раздевшись, они прошли вместе со мной в Сашину комнату.
Там, разглядев, наконец, моё лицо, Толик, открыв рот, обошёл вокруг меня, как вокруг новогодней ёлки.
– Ой, Сашка, какая ты…
– Страшная?
– Так тебе лучше.
– Я вот тебе покажу! Ты слышал, Саша, синяки мне к лицу!
– Как синяки?!
– Синяки, замазанные косметикой. Мне надоело ходить с синей рожей. Кстати, вы решили, куда пойдём?
– Во-первых, вы сейчас пойдёте за стол! – сказала мама Саши.
Нас накормили фаршированными блинчиками.
Саша с Толиком бросали на меня красноречивые взгляды.
Я понял, и сопел от негодования. Я всегда негодую, когда мне напоминают, что я тупой.