– Ты должен знать: наша семья никогда не забудет, что ты для нас сделал, для нас с женой, для Олега. Ты же ему сделал жизнь! Спасибо за все!

– Ладно, Миша, все понятно... Но чего же он ни разу не предложил у него напечататься? Так боится?..

– Другое поколение, понимаешь, ну, такие они ... Но я должен был тебе сказать, чтобы ты знал...
– После чего Миша заторопился вон из дворика.

А дальше проходит ровно десять лет. Я оказываюсь в Нью-Йорке: на месяц приехал в редакцию известной русскоязычной американской газеты "Новое русское слово", московским корреспондентом которой я в то время являлся. Главный редактор - Георгий Вайнер. Поскольку место встречи изменить нельзя, живу в его доме на Лонг-Айленде. С утра приезжаем в редакцию, наторчавшись в пробках. Разглядываю сослуживцев, сплошь эмигрантов, размышляю: чего их сюда принесло, в чужой мир на нищенские оклады? Впрочем, не мне судить...

В застекленных клетушках на одном из верхних этажей большого дома с американским флагом на 5-й авеню, прильнув к компьютерам, трудятся люди. Одна из этих согбенных фигур оказывается Олегом Сулькиным! Сначала не поверил глазам, но это был он.

Мое появление в напряженно живущем коллективе "Нового русского слова" было маленькой сенсацией: все-таки из Москвы, достаточно известная личность. Все хотят поговорить, идут расспросы, совместные курения на улице - в помещениях нельзя, треп с чашечками кофе у автомата - со всеми нормальное общение. За одним исключением: Олег Сулькин не просто меня избегает, похоже, что прячется.

Жора Вайнер рассказал, - а я-то и не знал!
– что все Сулькины (у Олега был еще брат), и младшие, и старшие, давно перебрались в США, что Олег живет где-то в дальних пригородах, четыре часа на дорогу в одну сторону, числится внештатником, пишет про кино и телевидение. То-есть, верен призванию.

День на десятый мы все-таки столкнулись, лоб в лоб.

– Как дела?
– спросил Олежек так, будто мы расстались в пятницу, а сейчас понедельник.

– Все лучше и лучше.

И разошлись.

А чего ждал? Неужели "спасибо за все, что вы для меня сделали"? Нет, конечно. Ждать благодарности вроде бы не достойно. Но ведь возможно было хотя бы легкое сожаление: "Эх, "Советский экран" погубили, а у меня с ним так много связано!". Любое проявление внимания было уместно, даже формальное. Нет, не появилось у человека желания, хоть чуточку потратиться на проявление подходящей случаю элементарной эмоции.

В последние годы довелось поработать в двух современных газетах. Редакции были многолюдные, молодые. Вкалывали на совесть, таланты там обнаруживались изумительные, но удивляло одно у всех общее: друг с другом не здоровались. Никогда, никто и ни с кем! Будто не подозревали, что существует такая ерунда, как сказать "здравствуйте". Будто в темноте живут, никого, кроме себя, не видят.

Так бы и решил, что у нового времени и молодежь соответствующая: иные представления кастрированы. Но вот частенько захожу в МХТ имени Чехова, стою, курю у служебного входа. Пробегают по отдельности и стайками мальчики и девочки из театрального училища. И ни одна юная особь не пробежит мимо, не сказав "здравствуйте" седому незнакомому дядьке, забредшему с сигаретой в их пределы. Научили. Здесь явно берегут традицию замечать встречного живого человека.

Не потому ли, кстати, те две газеты исчезли, как дым, а МХТ имени Чехова, где даже дети здороваются, существует уже больше 100 лет и процветает...

Неужели вечность начинается с такой ерунды?..

Какие ничтожные поводы для огорчений!
– подумает, пожалуй, кто-то: сказали "спасибо" - не сказали, поздоровались, - не поздоровались. О том ли страдать, когда миллионы стариков недоедают, две трети детей рождаются больными, нация сокращается с такой скоростью, что на родных просторах скоро жить будет некому - вот проблемы! И правильно - наши кризисы все при нас.

А все-таки гложет некая версия: не начинаются ли все, в том числе глобальные, несчастья с первичного - с неуважения к личности, с измены другу, с забвения чувства благодарности и понятия "спасибо", да и просто с небрежения возможностью пожелать встречному счастья, здоровья, - сказать ему "здравствуйте!"

"Спасай, Никита!"

"Искусство вечно, жизнь коротка", - считали древние. В принципе согласиться с ними можно, но все-таки не полностью. Жизнь, действительно, коротка, но не настолько, чтобы не успеть разглядеть происходящих в ней перемен.

Значительные перемены случились в нашем кино за первые десять- двенадцать лет после V съезда - они, собственно, были его прямым следствием. Причем перемены оказались кардинальными и окрашенными в весьма печальные тона. Надежда на лучшее появилась только в самом конце. На этом стоит задержаться и вспомнить некоторые подробности. Оно еще и потому будет интересно, что следствиями своими протянулось даже в сегодняшние дни, обретя по пути черты некоей абсурдистской пьесы. Но - по порядку...

Тогда, в 1986-м, взрывали тоталитарное, советское status qvo, просуществовавшее долгий ряд десятилетий под лозунгом "из всех искусств для нас важнейшим является кино". Ну, а, взорвав, принялись обвыкаться в новом статусе, постсоветском. Попутно заметим, что при установлении любого статуса одним всегда оказывается хорошо, другим - плохо. Даже когда почти всем плохо, кому-то непременно получится хорошо. Тут был как раз такой случай.

Большинство киношников, видя, что работы не стало, студии опустели, а кинотеатры преобразились в мебельные салоны, затосковало и даже закручинилось. Но отдельные, далеко не первого ряда, но наделенные особой расторопностью, стали очень видны, особенно по телевизору: они явно брали реванш за недоданную им раньше радость публичности. Эти приспособились, быстро пообтерлись в обстановке распада основных кинематографических профессий, обзавелись бабочками, распустили животы и затеяли активно встречаться друг с другом на придуманных ими фестивалях, фестивальчиках, показах и разного рода тусовках с кинематографическим уклоном, дурача правительство и спонсоров уверениями, что их натужно-развеселые кучкования - это и есть единственно возможная форма существования родного кино сегодня. Нет, мол, фильмов, так хотя бы себя покажем, чтобы вспомнил мир - есть еще в России интеллигенция, не сгинула.