Шрифт:
— Два яишника было от хомосапочки, навроде коломбины… потом, стало быть, пупица была, хорошая такая, крупная… от альцбацыхи клетушки тож, от йих гозманы родятся…
— Гозманов не надо, — сказал Арлекин. Карабас не отреагировал.
— Котеги хорошие будут, — почти жалобно сказал хомяк. — Возьмите котегов, недорого совсем… Ментёночек ещё ожидается, — не дождавшись ответа, продолжил он.
— Вот только позорных основ нам не хватало, — пробурчал Арлекин.
— Арапчата тож, такие мелкие, трохи чернявые, — вспомнил старик. — И собаченька какая-никакая непременно случится, — это он сказал с сокрушённым видом.
— А что с собачкой не так? — заинтересовался Карабас. Потом, видимо, залез в голову хомяка и хохотнул.
Старик, однако, не заметил вмешательства и принялся объяснять.
— Ить, тут такое дело… Лет десять назад, почитай, было. У барынь на собачек мода была, собачки им чевой-та занадобились, вот, значить, яйцеклетки ихние и загрузили. Да только что-то не то с яйцеклетками теми сталось, ген в них битый был. Все собаченьки, как есть, безглазые шли, ну что ты буишь делать. Мы их с той поры душим-душим, а они заводятся и заводятся… — он понурился и виновато посмотрел в сторону.
— Так зачем их заводить? — не понял Арлекин.
— Так это ж, того, они сами, — старик совсем засмущался. — Яйцеклетков-то тех наложили в матушку богато, они в матушке с той поры и схороняются. И убрать их оттеда нет никакой возможности. Значить, и в матки ёйные они исправду поставляются. А нащщот мужика — так, ить, места у нас дикие, джигурда всякая так и бродить. Бежить, скажем, волк али кобель какой мимо матушки, а от еёйного естества сучьим духом тащить. Так он, скобейда несносная, непременно подскочить и матушке вставить. Я уж гоняю их, гоняю — так они ночью приходють… Говорю ж, беда у нас с родителями: некем взять. Вот вы, барин, — обратился он к раввину, — мущина справный, из себя видный, дык не побрезговали бы матушку обиходить? У нас как раз хомосапые яйцеклеточки простаивают. От помёта самого здорового дадим, — посулил он.
Карабас усмехнулся.
— Не могу, — сказал он, — секс с нееврейкой является весьма серьёзным грехом. Рамбам, например, считал его более страшным, чем кровосмешение. Хотя это спорное мнение. Например, древний ребе Лейб Троппер [32] , желая помочь женщинам, готовящимся принять иудаизм, вступал с ними в связь, дабы передать им еврейство половым путём. Однако калуша не может стать еврейкой, за отсутствием у неё необходимых умственных и моральных качеств…
Арлекин снова дёрнул раввина за отворот лапсердака. Он отлично знал, что о своей странной религии Карабас мог рассуждать чрезвычайно долго, причём финал его речи, как правило, полностью противоречил началу.
32
Рав Лейб Троппер - живший в США в конце XX - начале XXI вв. от р.Х. раввин, практиковал секс с женщинами, желающими принять гиюр и сделаться еврейками. Видимо, то была попытка горизонтального переноса генов.
— К тому же у меня сорок восемь хромосом, — быстро закончил бар Раббас. [33] — Вряд ли у вас найдутся подходящие яйцеклетки, — он похлопал по калуше.
— Были, барин, были на сорок восемь, ей-Доче были такие! — поматерился хомяк. — Вот только когда… — тут он призадумался и умолк.
Внезапно калуша содрогнулась до самых корней — да так, что от земли встала столбом пыль. Потом сверху раздался тяжёлый низкий звук, будто бегемот рыгнул.
— Рожаить! — вскрикнул хомяк. — Как есть рожаить! Баре, отыдьте, щаз воды отходить будуть, не дай Доча — перепачкаетесь…
33
К тому же у меня сорок восемь хромосом, - быстро закончил бар Раббас.– Скорее всего, почтенный раввин сознательно искажает действительность и у него всё-таки сорок шесть хромосом, как и у большинства подлинно хомосапых. Он просто не хочет оплодотворять калушу (что считается актом вежливости со стороны покупателя калушат) под каким-нибудь благовидным предлогом. Быть заподозренным во лжи ему тоже неприятно, поэтому он называет не абы какое число хромосом, а характерное для обезьяньих основ (типа шимпанзоидов) - чем как бы и объясняет своё человекообразие.
Карабас молча и быстро ухватил Арлекина за руку и покинул опасную зону. Сделал он это как нельзя вовремя: через пару секунд и ровно на то место, на котором они стояли, обрушился настоящий водопад, хлынувший из разверстого ятла. Дурно пахнущая жидкость забрызгала хомяка. Тот, однако, не испугался, а наоборот — встал ровнёхонько на самое мокрое место.
В этот момент ятло дрогнуло, раздвинулось, обнажив сизо-багровые глубины, и после нескольких судорожных сокращений на свет вылезла лысая головёнка коломбины.
— Давай-ка, матушка, потужимся, — хомяк поднял посох и осторожно ткнул им в какое-то чувствительное место. Калуша снова издала тот же рыгочущий звук, ятло хлюпнуло, раззявилось и показались блестящие от слизи плечики. Ещё несколько судорог — и тельце коломбины выбросило из натруженной матки. Зубы вагинального зева, дотоле заведёные в загубье, выдвинулись и смачно щёлкнули, перекусывая пуповину.
Хомяк ловко поймал новорожденную, быстро облизал и усадил на землю.
Любопытствующий Арлекин подошёл поближе. Коломбина сидела на попе ровно и протирала маленькими кулачками глазки. Наконец, она подняла голову и увидела, что за ней наблюдают.
— А… абы… абырвалг, — сказала она.
Арлекин не удивился: он слыхал, что все калушата говорят это слово при рождении. Это была какая-то очень старая традиция, восходящая чуть ли не к профессору Выбегалло, а то и к доктору Моро.
— Маленькая, ты родилась, это хорошо, это очень хорошо — то был голос поняши: она, оказывается, уже подошла. — Вот и я пришла, я твоя жизнь, я твоя радость, я твоя хозяюшка…
Арлекин на всякий случай отошёл подальше: няш на него почти не действовал, но именно что почти. Во всяком случае, подставляться под это дело лишний раз ему не хотелось.