Правда, и у самой Мирры были некоторые проблемы. Например, вконец испорченные отношения с Молли Гвин и сопутствующие тому репутационные потери. Насколько они были испорчены и почему, Мирра предпочла бы не распространяться, если бы не знала, что солгать Верховной хоть в чём-то невозможно даже технически — а та любила подробности. Но, пожалуй, и эта скабрёзная история была не так уж и неуместна: во всяком случае, Мимими она бы развлекла.

Наконец, у Ловицкой в колоде был козырный джокер: тораборцы из так называемой «труппы Карабаса». По этому вопросу она уже несколько раз связывалась с Верховной, лично провела весьма успешные переговоры, и та в конце концов захотела лично посмотреть на диковинных существ. Для чего поручила Мирре затащить их в Понивилль под любым предлогом. Ловицкая взялась за дело, не особенно веря в результат. Она уже имела случай убедиться, что заняшить, запугать или подкупить тораборцев нереально. Однако лидер труппы, хомосапый бородач педобирских статей и паранорм вне категорий, проявил неожиданную покладистость. Во всяком случае, он пообещал в конце месяца приехать и устроить представление для жителей столицы. И выполнил обещание: судя по отчётам бэтменов, его труппа уже приближалась к городу… Тораборцы могли бы добавить Мирре очков в глазах Первой Пуси. И обязательно добавили бы. Если бы не этот проклятый гон, так невовремя поразивший Верховную и расстроивший все дела.

Мирра, конечно, не сдавалась. Она даже смогла пробиться в Центральный Госпиталь, где лежала Их Грациозность — с огромным трудом, и то лишь потому, что главврачка ЦГ, Джемма Недереза, была её старинной подругой. Увы, этот маленький административный подвиг ничего ей не дал. Мимими была не в том состоянии, чтобы говорить по делу. Хуже того, по какому-то капризу — а капризничала она всё время — Верховна приказала Ловицкой остаться при ней и её развлекать. Ловицкая, конечно же, приказ исполнила — и вот уже второй день проводила в этой комнате, видя и слыша то, чего не хотела бы видеть и слышать никогда в жизни. Но деваться было некуда, приказы Верховной не обсуждались.

— Накажи меня… Накажи… Сделай мне м-м-м… — застонал в трубе знакомый голос Обаятельницы.

— Ну вот… Мы его теряем… — обречённо пробормотала Мирра.

— Погоди, может, ещё прорвёмся, — засуетилась Недереза, пододвигась ближе к трубе. — Эй, брателло! — крикнула она. — Ты не понял! Не понял! Она говорит — трахай сильнее! Слышишь! Сильнее! Трахай! Выполняй! Работай!

В трубе что-то захрипело.

— Вроде пока живой, — с сомнением в голосе сказала Джемма. — Мы ему глаза завязали и одно ухо заткнули. И напоили всякой дрянью. Но всё равно — там же четыреста граций. А она уже начала… ну ты слышала.

— Придумай что-нибудь! Ты же лучшая во всём Вондерленде, — Мирра посмотрела на подругу с надеждой.

— Ты хочешь сказать — лучшая гинеколка и поневодка, — уточнила Джемма, отодвигаясь от трубы. — Но я не генетичка. И про эструс знаю, что нам на третьем курсе читали…

Из голосовой трубы раздался неразборчивый вопль и ржание. Джемма встревожанно повела ушами.

— Какая всё-таки гадость этот гон, — фыркнула Мирра. — У меня два раза было, — призналась она. — Особенно первый мне мозги вынес. Я думала — чокнусь.

— Ты мне что-то такое рассказывала, — вспомнила Джемма. — Про какие-то ошибки молодости. С этим связано?

— Нет, ну что ты. Ошибка — это когда я спуталась с нашей школьной литераторшей, вот это была ошибка так ошибка. И кассирша в мебельном — тоже, пожалуй, ошибка. А гон в пятнадцать лет — это не ошибка. Это пиздец… Я тогда была готова на любой торчащий кол надеться. Или на бревно. Не могла мимо забора пройти спокойно — там штакетины торчали.

— Ну и как ты это пережила? — заинтересовалась Джемма.

— Как, как… каком кверху. Лежала дома и читала Макиавелли, — Ловицкая фыркнула. — «О том, как надлежит поступать с восставшими жителями Вальдикьяны» до сих пор наизусть помню.

— И как, помогало? — Джемма с любопытством приподняла левое веко.

— Нет, конечно, — Мирра прикрыла глаза.

— А что помогало? — не отставала Джемма.

— Как сама-то думаешь? — грустно посмотрела Ловицкая на старую подругу. — Потом я весь свой электорат забила. Кроме одной улитки, с ней у меня ничего не было. Ну, почти.

Из голосовой трубы раздался неразборчивый звук.

— Да! Ещё! Топчи меня! Ебашь меня! — кричала Верховная.

— А вот теперь точно всё, — с печальной уверенностью сказала Джемма.

— Я хочу, чтобы ты издевался надо мной! Ударь меня! Укуси за вымя! Укуси! Укуси! А-а-а-а! Нет! Куда-а-а-а…

Всё заглушил шум падения тела. Засим последовал поток жалобных проклятий.

— Охохонюшки. Ещё один сгорел на работе, — невесело пошутила Джемма. — Запускайте жеребца! — заорала на в соседнюю трубу.

— Почему они мрут? — спросила Ловицкая.

— Ну ты подумай головой-то, — недовольно сказала старая поняша. — Вот у тебя есть челядин. Он может тебя укусить?

— Нет, конечно, — ответила Мирра. — Он скорее себя загрызёт.

— А если ты требуешь? Ну, укусить? Тебя?

— Я скажу, что мне это необходимо, и он укусит, — подумав, ответила Мирра. — Потом, правда, будет мучиться. Может, даже помрёт. Если я его не прощу и не заняшу обратно.

— Ну да. Но в тебе двести восемьдесят, твой электорат ещё может думать. А у Верховной, Дочь её храни — четыреста граций с горкой. Что происходит с мозгами тех, кто находится рядом? Сечёшь?