Трава удушайка [119] , пепельная ягода [120] , растёртый в порошок жук пустомеля [121] .

Инструктор был прав: это могло быть просто — предполагая, что он и в самом деле хотел, чтобы кто-то задохнулся.

Попик осторожно понюхал стряпню Киндри, сжимая наготове антидот. Его дыхание прервалось, а глаза выпучились.

Трое, подумал Киндри потрясённо, Неужели я и в самом деле сделал всё верно?

А затем инструктор издал придушенный возглас и начал судорожно чихать. Его взрывное дыхание разметало порошок по всей комнате. Одни студенты беспомощно согнулись пополам, как будто пытаясь вычихать свои мозги. Другие же спотыкались о стулья и стол, отправляя в полёт свои собственные ингредиенты и ещё больше усиливая неразбериху. Киндри в смятении отступил назад, успев задержать дыхание.

Кто-то похлопал его по плечу. Он обернулся и оказался перед высшим жрецом, закрывающим лицо обрывком тряпки. — Ну разумеется, это ты, — сказал он с оттенком приглушённого раздражения. — Следуй за мной. Кое-кто хочет тебя видеть.

Киндри пошёл вместе с ним, но не прежде, чем тайком смёл то немногое, что осталось от его эксперимента, к себе в карман.

Его проводник повёл его вверх по спиральному пандусу к подножию лестницы, затем наверх в каменную постройку, едва ли что-то большее, чем просто сарай, маскирующий вход в училище. Снаружи тянулась высокая, насквозь продуваемая ветром терраса Глуши, глядящая через парапет на множество огороженных решётками обиталищ отдельных семей, полных слепых, узких строений, напоминающих собой множество сдавленных, обращённых к внутреннему двору лиц. Через плиты террасы тянулась тень Башни Ведьмы, и под её касанием лужи обращались в лёд.

Киндри заколебался на пороге башни, не желая входить, и оглянулся назад, на внешний чистый мир, запретный для него. За россыпью строений, внизу на речной равнине, он увидел большую палатку, над которой реял чёрный флаг с белым узором, слишком далёким, чтобы его можно было разобрать.

— Кто это? — спросил он своего конвоира.

Жрец рассмеялся. — Верховный Лорд, прибыл улаживать наш маленький спор о границах, или так он думает.

Торисен, так близко.

Его, казалось, впервые за много недель обдувал свежий воздух, но как только он сделал невольный шаг к краю террасы, на его руке сомкнулись пальцы священника.

— Думаешь, мы не знаем? — выдохнул тот ему в ухо. — Ты можешь звать его «кузеном,» но ой, подожди: у бастардов же нет родичей, верно, даже если они столь высокородные, как ты. Разве ты не рад, что мы приняли тебя к себе? Сюда.

Он толкнул Киндри в Башню Ведьмы.

— А теперь карабкайся наверх.

Как только он ступил на спиральную лестницу, его пронзил холод тени и его дыхание обратилось в облачка пара. Киндри вспомнил, как впервые проделал этот путь, ещё ребёнком, не зная, что его ожидает.

— Дай-ка мне на себя посмотреть, дитя. — О, этот холодный, ласковый голос. — Подойди ближе. Ближе. Достаточно. Говорят, что тебе никто не может причинить серьёзного вреда. Как. интригующе. Ну, мы ещё посмотрим, верно?

Ещё одно, более недавнее воспоминание: «Что за миленькая схема. Здесь так тщательно выведены все зависящие от Верховного Лорда люди. Неужели он и в самом деле нуждается в такой подсказке для памяти? Боже мой. Однако, рукописное слово так легко уничтожить, верно?»

И она сунула свиток в огонь.

Ведьма. Сука [122] .

По крайней мере, у него остались грубые наброски в его комнате на Горе Албан.

Ранет жила на верхних этажах башни, но двери в самые нижние из них были закрыты. Только проход на верхний уровень стоял открытым. Киндри замер у вершины лестницы. Распахнутые по всему периметру башни окна, впускали в неё ветер, закручивающий спиралями полупрозрачные шторы тёмно-пурпурного и глубоко-синего оттенков, усеянные звёздами и похожие на ночное небо, но послеобеденное солнце обращало их в пылающий закат. Сквозь скользящие занавески, он видел движение, слышал голоса. Леди была не одна в своей башне.

— Мой дорогой, — говорила она, — сейчас неподходящее время. Я сказала тебе это ещё две ночи назад. И если сегодня у тебя всё получится, то не обвинят ли и нас заодно?

— Чепуха, — сказал знакомый, самоуверенный голос. — Я для этого слишком умный. Погляди.

За шторами появились очертания тёмной фигуры, которая оттолкнула их в сторону. Внезапный солнечный свет моментально ослепил Киндри, но он слышал улыбку в голосе незнакомца:

— У меня даже есть отличный свидетель.

Когда к Киндри вернулось зрение и он рассмотрел окружённую ореолом фигуру, у него перехватило дыхание. Эти кудрявые коричневые волосы, это гладкое, молодое лицо, так наполненное кажущейся невинностью.