А тракторы все шли на север…

С того времени как помнит себя Гаймелькот, он живет здесь, невдалеке от устья Омваама. Много лет пролетело над его головой, и ветер времени выбелил его венчик тугих прямых волос.

На вершинах холмов сохранились ветвистые оленьи рога от немногочисленного стада, которое когда-то имел отец Гаймелькота.

Рядом с оленьими рогами между чахлых трав виднелись аккуратно выложенные продолговатые четырехугольники из камней — могилы предков Гаймелькота. У многих скелетов недоставало значительной части костей, но старик безошибочно знал, где лежит отец, мать, бабушка и два младших брата, от которых остались лишь ослепительно белые берцовые кости и детские черепа.

Это был тяжелый год, когда умерли младшие братья. Оленей косила копытка, голод и холод надолго загостились почти в каждой яранге. Сердце разрывалось от жалости к младшим братьям, которые мучились страшной красной болезнью. Чем он мог им помочь? Ведь он не был шаманом, как Лелю с верховьев Омваама. А престарелый Лелю и так был занят, столько кругом было больных — и людей, и оленей, и собак.

Братья умерли. Отец и мать, сами ослабевшие от голода, не могли снести сыновей на священный холмик, и их похоронил старший брат, уложив вокруг почерневших тел каменные оградки.

На вторую ночь после похорон братья явились во сне Гаймелькоту, здоровые и жизнерадостные, одетые в похоронные одежды из белого пушистого меха. Гаймелькот долго с ними разговаривал, расспрашивал о потусторонней жизни, где, судя по внешнему виду братьев, людям было куда лучше, чем на берегах Омваама.

Мать Гаймелькота заплакала, когда сын рассказал свой сон. Отец нахмурился и сказал:

— Значит, и тебе суждено в скором времени уйти к ним.

Отцовские слова глубоко запали в душу юноши. Он стал боязливым, и ему стоило большого труда не бежать с ночного дежурства в стаде в спасительную ярангу, под защиту ветхих, полуистлевших шкур. Братья не оставляли его в покое. Они часто навещали его во сне и уже перестали скрывать свои намерения. Часто, просыпаясь в липком поту ужасов, Гаймелькот ясно слышал в ушах их настойчивые голоса, призывающие старшего брата взойти к ним, в страну сытой и полусонной жизни.

Прошло несколько лет. Однажды в яранге, заночевал шаман Лелю, возвращавшийся с побережной фактории американского торговца. Всемогущий посредник кэле угостил Гаймелькота кусочком сахару, выпачканным в табаке. Подросток сосал сахар и пристально разглядывал Лелю. Шаман уже был немолод, но еще крепок. Руки его были сильные и узловатые, как корни низкорослых деревьев в далекой лесотундре. Глаза смотрели остро и далеко проникали в глубь собеседника. Внешне Лелю был обыкновенный человек, но знание того, что он общается с миром, недоступным простому смертному, ставило его особняком, и люди, говоря с ним, всегда помнили об этом.

Отец рассказал шаману о сновидениях Гаймелькота, о призывах его братьев, и поделился своими сомнениями по поводу того, что вполне ясное предзнаменование вот уже несколько лет не сбывается.

Лелю пристально поглядел на притихшего Гаймелькота и сказал:

— Пойдем, сыпок, поговорим на вольном воздухе.

За дальними горами садилось солнце. Тишина висела в воздухе, и вкрадчивый голос Лелю окутывал юношу, поглощая его целиком, как сгущающийся вечерний полумрак.

— Жизнь человеческая, — говорил Лелю, — подобна ледяной горе, плывущей по морю. Обыкновенный человек видит только то, что возвышается над водой, а все остальное, быть может самое главное, скрыто от глаз постороннего. Только немногим дано заглядывать в эту глубину. Надо много знать, много видеть, много слышать… Придется отказаться от простых радостей ради главного — постижения тайны человеческого духа и ради власти над ним. Таким даром обладают лишь те, кто получили вдохновение свыше… Я вижу, что ты отмечен таким даром. Остальному я берусь тебя научить.

Грустно было расставание Гаймелькота с родителями.

Уходил сын, их единственная опора и надежда в старости. Но веления судьбы не подвластны простым людям.

Лелю жил в большом стойбище. Его обширная яранга стояла впереди жилищ других пастухов, охранявших его большое стадо. У него было три жены, одна из них — совсем еще девочка, взятая из бедной приморской семьи.

Первый год Гаймелькот присматривался к деятельности Лелю и исполнял обязанности работника на дому. Лишь на второй год, когда пришло известие о смерти родителей, Лелю подозвал Гаймелькота и всю ночь беседовал с ним. Он сказал многое, и некоторые слова он повторил не один раз:

— Люди уходят за облака по внутреннему призыву. Только они этого не знают и не понимают. А тамошняя жизнь не хуже здешней, может быть даже лучше. Человек избавлен от многих земных забот. Не горюй о родных. Будь сильный духом. Настало твое время — пробуй себя в лишениях, закаляй свое тело. Нет выше власти, чем власть над человеческим духом. Кэле зовут тебя и ты сам скоро услышишь их зов.

Гаймелькот вернулся в родную ярангу, похоронил рядом с младшими братьями останки родителей и стал посвящать себя в шаманы. Он по нескольку дней бродил по окрестной тундре, как волк, ничего не ел, кроме водянистых ягод. Когда голод был особенно нестерпим, он пытался ловить руками рыб.

Первое посвящение закончилось неудачей — измученный голодом и обессиленный, Гаймелькот заколол важенку из оставшихся четырех отцовских оленей и напился свежей крови прямо из раны.

Лелю с негодованием узнал об отступничестве Гаймелькота и немедленно явился к нему в ярангу.

— Ничтожество ты! — с яростью сказал он. — Слабый человек победил в тебе будущую силу и власть над простыми людьми.

За те несколько дней, которые прожил Лелю в яранге Гаймелькота, он из бревнышек сделал с десяток идолов и врыл их стоймя в укромной ложбинке, у родника. Старый шаман был неплохим резчиком — лики получились очень выразительными.