Береговой пост наблюдения запросил семафором: "Есть ли на катере раненые? Не нужна ли помощь?"

И сигнальщик катера, размахивая с мостика в воздухе флажками, ответил: "В помощи не нуждаюсь. Иду подрывать следующую. Старший лейтенант Пухов".

— Откуда взялся этот Пухов? — заинтересовались командиры на больших кораблях. — Раньше никто ничего не слышал о нем.

Немецкие мины время от времени взрывались то на значительном расстоянии от катера, то почти рядом. И тогда у всех наблюдателей захватывало дыхание — им казалось, что от катера не осталось и следа.

Но они ошибались. «МО», управляемый Пуховым, каким-то неуловимым маневром ускользал, оказывался за полосой с ревом извергающихся газов и мутной воды, летящей на десятки метров вверх.

Стоя на мостике, старший лейтенант был предельно насторожен. Он не спеша отдавал команды и зорко осматривался, когда всплескивала за кормой сброшенная глубинная бомба. И он пришел к выводу, что не все немецкие «донки» взрываются от детонации.

"Видимо, продолжают отлеживаться на дне мины другой системы, — думал он. — Как же заставить сработать их хитроумные механизмы?"

На берегу товарищи бросились поздравлять Пухова с успехом. А он, пряча руки от пожатий, растерянно и виновато твердил:

— Подождите, какой там успех! Ерунда получается.

И, сославшись на усталость, ушел в свою каюту.

На берегу он узнал, что в это же утро с катером лейтенанта Шептянина приключилась довольно загадочная история. Катер, как обычно, патрулировал в своем квадрате и прослушивал акустической аппаратурой глубины моря. Вдруг акустик среди однотонного гула уловил отчетливое тиканье часов. Не понимая, в чем дело, лейтенант на всякий случай решил дать полный ход, и не успел его катер пройти и трех десятков метров, как раздался сильный взрыв.

Место было глубокое, катер не мог зацепить «донку», и он не сбрасывал глубинных бомб, а лишь время от времени заглушал и вновь запускал моторы. Что же заставило взорваться мину?

— Не была ли она акустической? Не шум ли мощных моторов катера подействовал на нее и заставил взорваться? — Этими догадками я поделился с Пуховым. Дмитрию Андреевичу мои предположения показались правильными. После отдыха решили проверить их.

Получив разрешение выйти на рейд, мы начали носиться по одному и тому же месту, то заглушая, то запуская моторы на полную мощность.

Но немецкие мины словно сговорились: ни одна из них не взорвалась. Пухов дал команду ходить рядом с буйками, указывающими, где лежат неразорвавшиеся «донки»; но мины продолжали молчаливо отлеживаться на дне.

Потеряв всякую надежду пробудить проклятые механизмы, мы запустили все моторы и понеслись прямо над буйками. И вдруг катер подбросило — метрах в пятнадцати за кормой поднялся столб воды.

Командир выровнял завихлявший катер, смеясь что-то крикнул мне, но я не расслышал: от взрыва у меня звенело в ушах.

Теперь мы точно знали, что молчаливые «донки» не переносят рева моторов.

Вечером Пухова вместе с командиром соединения вызвали в штаб флота. Пробыли они там часа четыре. На катер старший лейтенант вернулся только в полночь.

Ложась спать, Дмитрий Андреевич сообщил мне:

— От командующего «добро» получено, завтра на рассвете выйдем.

Он долго ворочался на нижней койке, курил и, мне кажется, так до утра и не уснул. Я тоже не мог спать в эту ночь.

На рассвете вахтенный сыграл побудку. Мы вымылись, позавтракали и начали готовиться к трудному дню.

Когда катер вышел на рейд, перед нами встал вопрос: с какой же мины начать? По нашим предположениям, на фарватере их оставалось не более пяти штук. Решили начать с тех, над которыми, по сведениям поста охраны рейда, меньше всего прошло кораблей, чтобы не нарваться с первого же раза на взрыв.

До нас никто еще не делал попыток подрывать мины этаким рискованным способом. Каждая немецкая «донка» могла взорваться под килем катера и разнести корабль в щепки.

"Это, наверно, случится мгновенно, мы и звука не услышим", — мелькнуло у меня в голове, и я пожалел, что не успел написать последнего письма матери.

Лишь слаженность в работе команды и скорость хода могли спасти нас от гибели. Короткий и быстрый катер имел все шансы вовремя проскочить, увильнуть от опасности. И все же на душе было неспокойно: "А вдруг замешкаемся, не успеем удрать?.."

"Только бы не на первой мине!" — думалось многим.

— Задраить иллюминаторы по-походному! По местам стоять! — приказал Пухов и, взглянув вперед, решительно перевел ручки машинного телеграфа.