11

сможем его взять. Помимо всего прочего, парень сможет послужить для отвлечения внимания, когда

демон будет терзать его в клочья.

Но чувство самосохранения сдерживает меня. Я уже узнала на своей шкуре, что демоны

сильнее меня, или, по крайней мере, больше приспособлены бороться с теми, кто может дать отпор.

Так что я стою. В нерешительности.

Демон выглядит так же нерешительно, его глаза мечутся между мной и парнем, а затем

возвращаются в то место, где исчезли его друзья. Парень стоит на его пути.

— Ты же не думаешь сбежать? — дразнится он, и его голубые глаза сужаются, когда он

перекидывает нож из одной ладони в другую. — Я даже не Борец, а всего лишь ребёнок. Ты же не

боишься детей?

Рычащий прыжок, похоже, означает «нет». Двигаясь слишком быстро для обычного человека,

парень отпрыгивает в сторону, плавным движением поворачивается и запрыгивает на спину демона,

всаживая в него нож. Демон кричит, его спина выгибается, словно натянутая тетива. Парень

прижимает лицо демона к полу, обездвиживая, и кладёт свои руки на его голую шею. Чернильно-

чёрный дым клубится из демона там, где его кожа соприкасается с парнем. Затем дым исчезает в

кончиках пальцев парня. В какой-то момент весь дым всасывается, и парень отпускает уже

безвольного демона и встаёт. Он немного шатается и упирается в стену рукой. Затем запрокидывает

голову и выдыхает длинную струю светло-серой дымки, которую я тут же распознаю. Я распознаю

её потому, что обычно я это ем.

Это квинтэссенция человеческой души.

Я сажусь. Тяжело.

Парень отталкивается от стены, морща в волнении лоб. Волнение — это хорошо. Волнение

означает, что он не собирается разобраться со мной прямо сейчас, пока здесь никого нет.

— Ты в порядке? — спрашивает он.

В порядке? Я считала себя Супервумэн (ну, или её злобным двойником), а теперь не знаю, как

спасать свою собственную задницу. Я узнала, что моя любимая мамочка была большой лгуньей, и

прямо здесь и сейчас находится выдыхающий души парень, который может попытаться убить меня в

любую минуту. Это черт знает что такое.

Тут мне приходит в голову, что он, возможно, имел в виду кровь на мне, а не моё

эмоциональное потрясение.

Я киваю, затем хватаюсь за свою ночнушку.

— Это не моя кровь. Другой мужчина был атакован.

Парень направляется к лестнице. О нет, нельзя его отпускать!

— Не оставляй меня!

Он останавливается, и я мотаю головой.

— Он мёртв. Он был… разорван.

При воспоминании об этом во мне вспыхивает Голод, и я опускаю глаза, чтобы скрыть

возбуждение.

— Прости, — извиняется парень, и я украдкой смотрю на него. — Должно быть, это тяжело.

Я стараюсь не фыркнуть.

Я изучаю парня из-под рваной завесы волос. Не похоже, чтобы он что-то подозревал.

Несмотря на его неопрятный вид, глаза бесхитростны, а лицо открыто. Меня одолевает

головокружение. Передо мной стоит второй шанс на получение некоторых ответов, завёрнутый в

простоватую обёртку.

Мне надо действовать осторожно. Только то, что он против моих врагов, не означает, что он

на моей стороне. В самом деле, если бы он появился на полчаса раньше, думаю, у нас с ним вышел

бы совсем другой разговор. Если он почувствует, что я больше, чем просто беспомощная жертва, это

обернётся мне боком.

Но возможность получить кое-какие ответы…

Вопросы про мою «особенность» обычно заканчивались «мы-поговорим-об-этом-когда-ты-

станешь-старше» ответом. Оказывается, проблема была не в моём возрасте, а в маме. К сожалению,

нет книги а-ля «Откуда берутся дети», которая бы восполнила пробелы в моём образовании. Я знаю,

12

мама не планировала, что её убьют, но я всё ещё проклинаю её за недальновидность. И сегодня

больше обычного.

У этого парня, возможно, есть ответы; мне просто надо у него их забрать. Я подсчитываю все

средства, которые есть в моём распоряжении, разглядываю его забрызганную кровью фигуру и

останавливаю свой выбор на оружии, которое использую так редко, что, прежде всего, нужно