– Понял.

Никита прошел в ординаторскую, переоделся в халат, переобулся, вымыл руки. Постовая сестра уже ждала с историями болезни.

При массовых поступлениях пациентов главное – отсортировать. Наиболее тяжелых, требующих экстренного вмешательства, отправляют в операционную в первую очередь. Уже затем обрабатываются пациенты с травмами полегче, которые жизни не угрожают. Другое дело, что разобраться сразу бывает затруднительно.

Как правило, пациенты с легкими травмами шумят, кричат, стонут, требуют внимания и немедленной помощи. Вид их на человека неподготовленного, с улицы, производит ужасное впечатление. Если есть травмы головы – даже небольшие ссадины, – то кровит обильно, пациенты пугаются, скандалят. А уж если родственники сопровождают, то крик и хватание доктора за грудки обеспечены.

Больные тяжелые лежат тихо и обычно безучастны из-за массивной кровопотери в брюшную или грудную полость, боятся пошевелиться.

Никита вышел в коридор, к каталкам. Беглого взгляда ему хватило, чтобы понять: мужчина на каталке в углу – самый тяжелый, кандидат на серьезное вмешательство. Лицо бледное, потное, дышит часто, сипло.

К нему и направился хирург.

Когда он проходил мимо каталки, на которой лежала крашеная блондинка средних лет, она неожиданно схватила его за руку.

– Доктор! Меня посмотрите! Я истекаю кровью!

– Немного попозже, – Никита освободил рукав.

– Я буду жаловаться на ваше невнимание и халатность! – Блондинка уже визжала.

– Есть более тяжелые больные, – мягко сказал Никита.

– Я этого так не оставлю, – не унималась блондинка, – я работаю в администрации!

У нее явно начиналась истерика. Но Никита уже стоял у каталки с мужичком.

Короткого осмотра хватило, чтобы понять – оперировать надо срочно. Похоже на пневмоторакс или гемоторакс. Это когда в плевральную полость попадает воздух или кровь и сдавливает легкое, не позволяя человеку дышать. Так часто бывает, когда сломаны ребра и их острые края рвут плевру. По-хорошему, надо везти на рентген, но, похоже – времени нет.

– Везите в операционную.

– Стол занят, там же Денис Юрьевич оперирует.

– Ах да! Тогда в малую операционную. И звони анестезиологам, а также в оперблок – пусть операционную сестру выделят.

Пока Никита мыл, обрабатывал руки и надевал стерильное белье, пациенту успели дать наркоз.

– Можно! – кивнул анестезиолог.

Никита обработал операционное поле йодом, сделала широкий разрез чуть выше места травмы, где красовалась небольшая гематома. И чуть не выругался. На простыню хлынула кровь из плевральной полости. Так и есть – гемоторакс! В плевральной полости скопилось не меньше литра крови, сдавливая легкое.

Электроотсосом Никита осушил полость, расширил разрез. Вот и поврежденное легкое. Вроде и кровит не сильно, а только раздвинул края, так обильно. Ладно, хоть не артерия.

– Шелк шить!

Никита перевязал сосуд, затем ушил легкое, тампонами осушил плевральную полость. Сухо. Он ушил рану, перевязал.

– Как давление?

Анестезиолог доложил:

– Девяносто на пятьдесят, пульс частит – сто двадцать.

– Для такой кровопотери – почти нормально. Капайте реополиглюкин, пятипроцентную глюкозу.

Никита снял в предоперационной окровавленное белье, вымыл руки. Передохнуть бы пару минут, да уж больно блондинка скандальная.

Он вышел в коридор.

– Ой, спасите, умираю! – увидев его, закричала визгливым голосом пациентка.

Как и предполагал Никита, на теменной области была рассечена кожа, причем ранка линейная, небольшая – сантиметра два всего. Это называется «много шума из ничего».

В процедурной, куда завезли каталку, Никита положил два шовчика.

– Перевязать – и в палату, – распорядился он. Надо было осмотреть третьего пациента.

На каталке лежал подросток. Лицо в крови, но после того, как медсестра вытерла его стерильным тампоном, повреждения оказались не так уж велики: рассечена губа и несколько глубоких ссадин. И лицо какое-то знакомое.

– Дядя Никита, вы меня не узнаете?

Никита всмотрелся повнимательнее.

– Данила? Из третьего подъезда?

– Узнали!

Подросток был из одного дома с Никитой.

– Страшного у тебя ничего нет. Маленько подштопаем, и будешь как новенький.

– А больно будет?

– Я постараюсь обезболить.

– А шрамы останутся?

– Шрамы украшают мужчину, – пошутил Никита. – В перевязочную его.

Под обезболиванием лидокаином тонкой шелковой нитью наложил аккуратные шовчики, осмотрел работу. Хоть он и не пластический хирург, а получилось неплохо. Через годик шрамы будут едва заметны.

Данилу увезли в палату. Раны сами по себе неопасны, но поскольку находятся на лице, надо несколько дней понаблюдать.

Никита вымыл руки и прошел в ординаторскую. Едва успел сесть за свой стол и начать заполнять журнал операций, как в комнату вошли заведующий и Лешка Троян.