– Какая цифра потерь в Великой Отечественной войне, на ваш взгляд, наиболее близка к истине?

– Я знаю данные только по военным потерям. Потери гражданского населения не входят в компетенцию Министерства обороны. Мы их не рассматриваем и не изучаем. Что касается военных потерь, то есть погибших, не вернувшихся домой с войны военнослужащих и партизан, то их численность составляет 8 миллионов 668 тысяч 400 человек. Из них только в 1941 году погибли 3 миллиона 138 тысяч человек. Если говорить о пленных, то всего за войну пропали без вести и попали в плен 3 миллиона 396 тысяч 400 человек. Из них вернулись домой из плена после войны 1 миллион 836 тысяч человек. То есть почти половина. Остальная половина погибла в плену. Госкомстат считает, что мирного населения погибло около 19 миллионов человек. Это по их подсчетам. В итоге получается 27 миллионов.

– Многие с обидой задают вопрос: до каких пор у нас будет существовать формулировка «пропавший без вести»?

– Да, это горькая и несправедливая формулировка. Пропавшим без вести называют того, кто пошел на войну, скорее всего погиб, а подтверждений, что с ним случилось, нет. Как он погиб, где погиб – это документально не зафиксировано. Согласен, нужно найти какую-то другую формулировку. Сейчас все погибшие равны, все они были защитниками Родины.

– Перед отъездом в США Ельцин сказал, что механизм нажатия ядерной кнопки продолжает быть прежним, за исключением одного новшества – теперь кнопку нажимать нельзя без разрешения России. Так ли это?

– Я не имею близкого общения с Ельциным, поэтому комментировать его слова не могу. Что касается механизма нажатия кнопки, то у нас, как и в других государствах, порядок применения ядерного оружия установлен законом. О его изменении мне ничего не известно.

– Вы говорили, что в 1941 году Сталин игнорировал послания и донесения своих военных советников. Вы являетесь советником Президента СССР. Давали ли вы какие-либо консультации Горбачеву при ситуации, которая возникла в Вильнюсе 13 января этого года?

– На этот вопрос отвечено в сообщении Прокуратуры СССР о ходе следствия в связи с событиями в Вильнюсе. Генеральный прокурор четко сказал, что президент и министр обороны об этом не знали. Решение о введении войск принимало местное командование. Стрельба уже шла, когда было принято решение применить воинское подразделение.

– Ваша точка зрения на судьбу Тухачевского? Какую версию вы разделяете: это была провокация немецкого командования или нашего великого кормчего?

– Сталин издавна не любил Тухачевского. В 1919 году Сталин был членом Реввоенсовета Южного фронта, а Тухачевского в январе 1920 года назначили командующим этим фронтом. Тухачевскому было тогда 26 лет. Во время советско-польской войны Тухачевский был командующим Западным фронтом, а Сталин – членом Реввоенсовета Юго-Западного фронта. Между этими фронтами происходили трения. Таким образом, неприязнь Сталина к Тухачевскому сохранилась еще с Гражданской войны.

Когда начались массовые репрессии, то, наверное, Тухачевский на прицеле у Сталина был непременно. Тем более что Тухачевский был очень прямой человек. Не думаю, что он какие-то заговоры учинял. Он открыто говорил, что Ворошилов – это не тот человек, которому можно доверять пост наркома обороны, он не подготовлен для того, чтобы занимать такую должность. Этим самым он еще больше усложнил обстановку, приобрел в качестве противника своего непосредственного начальника – Ворошилова. А тут и данные, подброшенные через Прагу, оказались ко времени. Сталину они были как нельзя кстати. Остальное было делом техники.

– Вы отрицательно относитесь к Сталину?

– Я очень хочу сам написать о Сталине. Его личность очень противоречива. Никто сейчас не отрицает, и я в этом глубоко убежден, что Сталин принес огромные бедствия советскому народу, что он диктатор, что многие его действия можно квалифицировать как преступления. Но наряду с этим разве можно отрицать, что Сталин достиг крупных военно-дипломатических успехов? Ведь двадцать лет формировалась антисоветская коалиция в предвоенный период. А в 1941 году оказалось так, что на одной стороне были Гитлер и Муссолини, а на другой – Сталин, Черчилль и Рузвельт. Разве это не говорит о нем как о талантливом политике? Немало таких примеров можно привести и во внутренних делах. В истории нужно быть объективным.

– Исключаете ли вы возможность нападения на СССР в настоящее время? Или, по крайней мере, наличие военной угрозы?

– Любое государство, которое имеет свои интересы в мире, должно иметь вооруженные силы, соответствующие той степени опасности, которая существует на сегодняшний день. С 1945 по 1985 год – целых 40 лет – обе стороны внесли достаточно для того, чтобы военное противостояние дорого всем нам обошлось. Я считаю, что сегодня непосредственной угрозы для Советского Союза нет. Впрочем, ее нет и для любого другого крупного государства – США, Великобритании, Франции, Германии. Непосредственная угроза войны отодвинута. Но военная опасность существует. Я настолько часто говорил, откуда она исходит, что мне не хотелось бы еще раз сегодня это повторять.

– Существует точка зрения относительно бессмысленности защиты Ленинграда, напрасности блокадных жертв. Если бы пал Ленинград, устояла бы Москва?

– У немцев на советско-германском фронте были три крупнейшие группировки – Ленинградская, Московская и Южная. Так вот, если бы Ленинград пал, то высвободилась бы миллионная группировка немецких войск. Мощнейшие соединения стояли под Кронштадтом, Ораниенбаумом, где на знаменитом пятачке мне пришлось воевать, на Карельском перешейке, в районе Тихвина, Новгорода – это же огромный фронт рухнул бы. Все это с севера пошло бы на Москву. Положение стало бы катастрофическим. Военно-стратегическая роль Ленинграда еще должным образом не оценена. Ленинградцы отстояли не только свой город, они отстояли вместе со всеми и страну.