Шрифт:
Мы сидели, и он говорил в течение нескольких часов, пока не пришло время обеда. Его присутствие в этом доме выглядело как посещение родственников, к которым он приехал в гости. Стол был накрыт, я извинился и направился к двери. Я стоял несколько сконфуженный на улице, когда вслед за мной вышла Тэа.
– Почему мы это сделали? – спросила она меня.
С тех пор она всегда легким кивком головы давала мне понять, что можно остаться на обед, поскольку была лично знакома с хозяином мистером Париком. Она стала моим ориентиром в глубине комнаты на все время визита.
В Индии Юджи делал практически то же самое, что и везде: он по-прежнему крушил все, что человеческие существа выстраивали внутри и снаружи себя на протяжении столетий. Это было фантастическое глобальное разрушение всех концепций и институтов – как западных, так и восточных. Все, что могло быть как-то связано с человеческой мыслью, он считал совершенно бесполезным. Такое абсолютное уравнивание вещей позволило мне чувствовать себя среди чужаков, в центре Мумбая, как дома. Я был невообразимо далеко от места, в котором родился, воспитывался и вырос, и при этом в его обществе я чувствовал себя на равных с любым человеком на планете. Мы все были в одной лодке, и от этого ощущения становилось очень легко.
– Вас не может интересовать то, что я говорю! Вы, такие, какими вы себя знаете, какими вы себя чувствуете, придете к концу! Вы упадете замертво, я вам говорю! Вы хотите, чтобы я говорил о любви, блаженстве и божественности, как этот грязный ублюдок Джидду Кришнамурти? Не дождетесь! Я не заинтересован в том, чтобы продать вам дрянной товар. Для этого можете найти массу других гуру на рынке. Нет нужды говорить, что вы ничего не получите от меня и вы ничего не получите от них. Вы поймете это сами, но то, что привело вас сюда, приведет вас куда-нибудь еще.
Хозяин квартиры, мистер Парик, высокий строгого вида мужчина, в течение целой недели не сказал никому ни слова, включая Юджи. Они с женой принимали у себя Юджи в течение более двадцати лет. Ее нигде не было видно: она все время что-то готовила или убирала, давала указания слугам, к нам не выходила.
Прошлый опыт мистера Парика в качестве учителя медитации випассаны и его дружбу с Гоенкой, основателем этой школы медитации, поколебала, а затем и вовсе уничтожила его открытость Юджи. В самом начале их общения Парик напрямую спросил Юджи, должен ли он отказаться от своей практики. Юджи ответил: «Не спеши. Она должна отпасть сама собой».
После двух или трех визитов Юджи в последующие годы его интерес к медитации отпал почти незаметно.
Однажды мы отправились на «моцион» на машине. Юджи пригласил нас с Тэа в свою машину. Мы проехали через весь Мумбай от Джуху до полуострова Ожерелье Королевы – места средоточия зажиточных домов и бизнес-офисов. Молодой индиец, которого Юджи называл «пилотом компании «Эйр Индия»», предложил ему пойти в Клуб военных офицеров неподалеку от Ожерелья Королевы, но вход иностранцам туда был воспрещен, и Юджи отказался. Без всякого сомнения, он бы принял приглашение, если бы был один.
Вместо этого мы поехали на пляж прибрежной линии Ожерелья Королевы. Постепенно кроваво-красное солнце опускалось в океан, и вдоль изгиба побережья к северной части Ожерелья начали мерцать светлячки городских огней. Мы остановились на обочине дороги и в закатном свете солнца шутили о манере Юджи критиковать школы Джидду Кришнамурти.
– Этот ублюдок таскал всех детей смотреть на закаты! Все это – стремление к удовольствию, ничем не отличающееся от наблюдения за прыгающими грудями женщины, говорю я вам!
На обратном пути мы ехали мимо знаменитых мумбайских трущоб, представлявших собой безрадостную картину убогих условий человеческой жизни. Самодельные временные лачуги, начинавшиеся от обочины, тянулись вдоль дороги на всем пути вплоть до Джуху на севере. Это была чудовищная экспозиция экономического неравенства. В замечаниях Юджи по этому поводу сочувствия не было: «Богатые воруют у бедных все на свете. Затем бросают им копейки, чтобы оправдаться перед самими собой, и называют это благотворительностью. Эти грязные ублюдки все разворовали на этой планете! И я не исключение. Мы все живем жизнью Райли, и вы и я. На Земле достаточно еды, чтобы прокормить всех, тогда почему же они голодают, хотел бы я знать?»
Будучи щедрым в юности, он приоткрыл ту сторону экономики благотворительности, о которой мало кто знал. Как только его школьные приятели, которым он когда-то по бедности помогал книгами и обувью, становились на ноги и достигали финансовой свободы, они тут же злорадно отворачивались от тех, кто испытывал нужду. Они становились, как он говорил, «жадными эгоистичными ублюдками, похожими на всех остальных». Поэтому, по его мнению, благотворительность была вещью абсолютно бесполезной. Он считал Индию страной нищих: «Индия получила свою свободу на блюдечке с золотой каемочкой, тогда как другим странам свобода досталась тяжело: люди сражались и умирали за свою свободу – в этом вся проблема».