У Лисы в вене тоже торчала крупная игла с трубочкой, на другом конце воткнутая в пластиковый пакетик с мутноватой жидкостью. Физраствор?

– Живчик и физраствор, из таблеток и речной воды.
– Прочла мысли парня Лиса.
– На этом и протянули, правда, в весе ты потерял сильно. Кормить тебя не как было. Я-то ела, а вот ты на личных резервах жил.

– Чем тебе помочь? - В который раз повторил вопрос Стрелок, едва не падая от усилия. Толку от него ноль целых ноль десятых, но нужно что-то делать.

– Вытащи из меня пулю и осколки. Похоже, она прошла сквозь часть обшивки и застряла в печени.

– Я не хирург. Такая операция тебя убьёт.

– Это Улей. Если не убило сразу, значит выживу. Просто печень очень чуткий орган. Я бы сама выковыряла, но боль такая, что я теряю сознание. Два дня пыталась. Не получилось. Теряю сознание от болевого шока. Ты сможешь. Дальше дело Улья и живчика. Хорошо, что у меня приличный запас споранов остался. Поставишь капельницу и буду как новая. Вот держи.

Лиса протянула Стрелку пластиковый древний шприц, родом из совка. Пузырёк с насаживаемой иглой. Древность дикая.

– Это что за хрень? – Удивился Стрелок. Как это работает было понятно. Вот не понятно как это сможет помочь в их ситуации.

– Это стимулятор из местных материалов. Унесёт меня в далёкие дали, пока ты будешь изображать из себя Потрошителя. – Лиса болезненно усмехнулась. – Коварная это штука, но вытянет и мёртвого. Тебя вот вытянула. Теперь моя очередь.

– Лисёнок, - голос Стрелка сорвался на хрип, - я не хирург. Я даже свиней никогда не резал, а тут ты предлагаешь боевым ножом вырезать пулю из печени?

Что такое печень и удар по ней, Стрелок прекрасно представлял. Самый восстанавливаемый орган в организме, способный вырасти заново, почти из ошмётков донорского трансплантата. Но при этом самый болезненный в плане повреждений. Удар ножом в печень, считается самым убойным и идеальным в спецназе. Болевой шок противнику гарантирован. Настолько сильный, что сводит судорогой все другие мышцы, включая голосовые связки. Боль вырубает сразу же и навсегда. А теперь ему нужно выковыривать осколки металла из печени живой девушки. Да, Улей не Земля, в чем он уже успел убедиться, но все же.

– Давай! – Лиса решительно вонзила в вену маленький пузырёк с мутной жидкостью. Пару минут она смотрела в глаза парню своими черными линзами, а потом ее лицо расслабилось. С края губ потекла тонкая струйка слюны. Голова безвольно опала.

Ей то хорошо. Она теперь в нирване. А что ему делать? В руках боевой тесак, которым только деревья валить и террористов резать. Да что там резать? Их таким куском стали рубить можно.

Так. Похоже, не только Лиса приняла дозу. Из прибрежных камышей показалась стройная фигура в тельняшке и голубом берете. Улыбчивая физиономия лучилась доброжелательством и искренним сочувствием. И Стрелок узнал его. Никогда ранее не видел, но узнал. Серёга Шафран. Младший сержант. Родом из маленького села из-под Перми. За ним шёл серьёзный татарин из Томска. Ринат Ватхуртдинов. Самый серьёзный парень во взводе и вечная точка прикола для остальных. Ну, любили они его поддевать. Нравилась им его реакция. То, как он хватается за нож, как становится в стойку, как его и без того узкие глаза, становятся злобными щёлочками. И его смех, когда он отходит. Искренний. Восточный. Натуральный. Без спеси и хамства. За татарином шёл Боря Шульга – одессит и весельчак. Любитель девушек во всем их разнообразии и тот ещё Казанова, несмотря на свой животик и плоскую мордашку. Тарзан вышагивал величественно, держа на ремне ПК, как обычный «калаш». Гигант и силач. Перечить ему боялись даже полковники из штаба. Он не отличался особым интеллектом, но досконально знал маркировку «свой - чужой». И стоило взводному сказать «чужой», Тарзана остановить могла только смерть. Сирота из Львова, он видел жизнь без прикрас, и мир делил на два лагеря – свои и чужие. И ещё, и ещё…. Двадцать восемь человек с разными судьбами и местом рождения вышли на берег. Окружили парня. Его уже не пугали их полупрозрачные фигуры и потрёпанная амуниция. У многих виднелись бинты на руках и ногах, но лица лучились задором и добротой. И все были при оружии. В тельняшках и голубых беретах. Десантура.

К Стрелку подошёл Айболит. Сухонький ботаник из Новосибирска. Доходяга с руками пианиста, ставившего в тупик профессуру из Склифа и Мечникова. Его прикосновение к плечу навевало спокойствие. Именно он был символом Бессмертных в Афгане. Он вытягивал ребят из тех далей, когда костлявая уже щелкала зубами. Его спокойствие легло и на Стрелка. Парня уже не смущали фигуры полупрозрачных парней вокруг. Он знал, что вытянет Лису из лап смерти. Чего бы ему это не стоило. И брата. И Крис. Они живы. Он знает. Чтобы не говорила Лиса.

Последним из зарослей камыша показался Кречет. Откуда Стрелок о них все знает, он даже не задумывался. Он просто знал. И Кречета узнал сразу. Тот полз по земле. Одна нога отсутствовала до колена, вторая почти полностью. Левая рука оканчивалась культей. Половина лица испещрена шрамами от шрапнели или чего-то похожего и взбугрилась уродливыми язвами. Но вот глаза. Глаза пугали больше, чем туши элитников. Глаза человека, который не остановится, даже если умрёт. Он все равно дотянется до твоего горла. И эти глаза говорили, что он так же бросится на пулемёт или гранату, прикрывая тех, кто не должен умирать. Он так и сделал… дважды.

Стрелок глянул на нож в своих руках. Руки дрожали и не от страха. Было плохо. Энергия вытекала из тела, теряясь где-то вдали. Но он должен…

Да. Должен! Кречет кивнул, подтягивая культи ног под себя. И никак иначе. На плечо легла полупрозрачная рука Айболита, на его плечо легла рука Тарзана. Мгновением позже все Бессмертные стали цепочкой. И последним, за уцелевшую руку татарин Ватхуртдинов взял своего взводного Кречета.

Он должен. Он сможет. Бессмертные с ним. Они смогли. И Лисёнок их боевая сестра. Бессмертные умирают, но своих не бросают. Никогда. Так было, так есть, так будет.