Он рассказывал те же самые истории в трудные времена, которые его сын слышал в Берлине и Вене. Во всех американских городах были очереди безработных за бесплатным питанием, и на углах улиц можно было увидеть мужчин, а иногда и женщин, которые топали ногами и протягивали замерзшими руками яблоки. Цены на яблоки до того упали, что это был способ, чтобы от них избавиться. Никель за штуку. Мистер, не поможете бедному парню на чашечку кофе? Не было никакого учёта безработных, но все соглашались, что их число быстро растет, и ситуация была ужасной. Робби поблагодарил Бога за великого инженера, которому он помог быть избранным в президенты. Этот озабоченный человек твердо стоит как скала, настаивая на том, что Конгресс должен сбалансировать бюджет. Если это будет сделано, бизнес поднимется. Так было всегда, и должно быть.

Робби погасил половину долговых расписок, которые он дал Ланни, Бьюти и Марселине в обеспечение денег, которые он получил от них во время паники на Уолл-стрите. Он вложил сто пятьдесят тысяч долларов на имена всех трёх в государственные ценные бумаги США, и теперь пытался убедить их перевести эти ценные бумаги в акции. Они обсуждали этот вопрос в течение часа или около того, сидя перед пылающим огнем кипарисового дерева в гостиной дома. Бьюти колебалась, но Ланни сказал: «Нет», и повторил это снова и снова.

«Посмотри, где сталь теперь!» — воскликнул отец.

«Но», — утверждал молодой человек: «ты говорил то же самое, когда был здесь в прошлый раз. Ты был уверен, что сталь не покатится вниз».

Он взял своего отца в турне по цивилизованному миру. Где государство, у которого есть деньги, чтобы купить американскую сталь? Великобритания, Франция, Германия, все могут произвести больше, чем продать, а малые страны продолжают существовать только из-за опасений своих кредиторов потерять деньги. Здесь был Робби, сам человек, занимающийся сталью, который скатился до торговли с китайскими мандаринами и южноамериканскими революционерами! Россия отчаянно хотела сталь, но ей пришлось научиться самой делать сталь, потому что она не имела иностранной валюты, и никто не доверял ей. «И ты говоришь, что сталь будет расти!», — воскликнул сын.

Робби не мог ответить и ничего изменить. Он знал, что Ланни получал свои идеи из розовых и красных газет, который хранил у себя в кабинете, чтобы не травмировать своих родственников и друзей. Все эти газеты по определению были заинтересованы в катастрофе, и поэтому они не могут быть правы. Но если это так, что станет с миром Робби? Он предупредил: «Делайте, что хотите, но заметьте, что я вам говорю, если только Гувер сможет удержать инфляционные тенденции, то мы увидим такой бум, которого никогда не было в мире прежде».

Ланни вернулся к очарованию исследования детского развития. Поистине изумительная вещь наблюдать, как распускается крошечный организм в определённом порядке и в соответствии с графиком. У них была книга, в которой говорилось, что и когда ожидать. И стало событием, когда малышка Фрэнсис сказала своё первое слово за две полных недели раньше срока, все испытали еще большее возбуждение, когда она сделала свои первые усилия, чтобы встать на ноги. Все, и друзья, и слуги, согласились, что они никогда не видели краше этой маленькой девочки. Ланни, с его творческим темпераментом, принялся размышлять о том, что из неё может получиться. Она будет расти и станет красивой молодой женщиной, как и ее мать. Можно ли научить ее большему, чем знала ее мать? Наверное, нет; она будет иметь слишком много денег. Или же она? Был ли какой-то шанс заставить ее делать какую-нибудь полезную работу?

Он думал то же самое и о своей сводной сестре, которая созревала раньше времени под теплыми лучами солнца юга Франции и в удовольствиях его светского общества. Марселина собиралась стать Бьюти, как ее мать. Как она не могла не знать этого? С раннего детства она познакомилась с созданием красоты и атрибутами отображения красоты: с лосьонами, косметическими кремами, косметические пудрами и макияжем, все находилось в таких красивых коробочках, бутылочках и других вместилищах, что от них нельзя было оторваться. Одежда создавалась для демонстрации красоты, а зеркала — для её изучения. Разговоры велись о её воздействии на мужчин, для которых она и была создана. Самосознание, секс-сознание было самим дыханием существования этого молодого создания, которое замерло с волнением, инстинктивно зная, что приближается критический период ее жизни. Чопорная мисс Аддингтон была обеспокоена о своей подопечной, но Бьюти, которая сама была такой же, принимала всё более легко. Ланни, тоже был не по годам развит в этом возрасте, и поэтому мог понять ее. Он будет пытаться научить ее мудрости, чтобы смягчить ее мирские желания. Он будет говорить о её отце, стараясь повлиять его примером на её жизнь. Его картины делали живым его присутствие, но, к сожалению, Марселина не знала его, как бедного художника на Мысе Антиб, работавшим в испачканных краской вельветовых штанах и старой голубой кепке. Она знала его, как человека renomme [61] , как источник дохода и предмет спекуляций. Его пример подтверждал её убеждение, что красота и известность были одним и тем же. Её наслаждением было привлекать внимание других лиц. Важных лиц, если это возможно, но даже кто-то был лучше, чем никто!

Среди этой странной неоднородной семьи Парсифаль Дингл продолжал жить своей тишайшей жизнью. Он твердо верил, что нельзя спорить с людьми. Единственно, что было можно, это подать пример, и быть уверенным, что в свое время он будет иметь эффект. Он не принимал участия в каких-либо спорах, и никогда не высказывал своего мнения, если его не просили. Он ничего не просил для себя, потому что, по его словам, все было в нем. Он ходил вокруг здесь и там и был другом цветов, птиц и собак. Он много читал, часто закрывая глаза. Трудно было понять, молится он или спит. Он был добр ко всем и лечил богатых и бедных без различия. Слуги почитали его, как какого-то святого. Его слава распространилась, его просили прийти и исцелить того или иного человека. Врачи негодовали на это, то же делало и местное духовенство. Это не было санкционировано и было грубым нарушением приличий.

По крайней мере, час каждый день мистер Дингл проводил с мадам Зыжински, и часто Бьюти была с ним. Духи завладели умами этой пары, и влияние другого мира распространилось через это на небольшое сообщество. Бьюти начала спрашивать у духов советы, и следовать им во всевозможных вопросах. Они сказали ей, что наступили опасные времена, и нужно быть осторожным с деньгами. Дух Марселя сказал ей это, а так же дух преподобного Блэклесса, так он называл себя. Бьюти никогда не принимала его советы, пока он был жив, но предполагалось, что он стал сверхмудрым в потустороннем мире. Экономность была тем, что от неё хотел Ланни, и он чувствовал себя в долгу перед духами. Будучи разговорчивым человеком, Бьюти рассказала своим друзьям о своих «советчиках», и Бьенвеню получило более странную репутацию, чем когда-либо, даже когда оно было излюбленным местом художников, покупателей оружия и внебрачных пар.