Терапевт. А тебе эта связь понятна?

Сережа. Да!

Терапевт. С чем ты это связываешь?

Сережа. Я связываю наличие своих проблем… Это прежде всего любовь и привязанность к матери. С моей стороны – нежелание уходить от нее под любым предлогом… Я, скорее всего, мог себе объяснить, словами какими-то, выводами, рассуждениями, но не признать это нежелание уходить от нее. В дальнейшем это привело к комплексу…

Терапевт. Мне кажется, ты сейчас пытаешься анализировать не причины, а следствие. А нас причина интересует. Вот я хочу спросить тебя, Сережа. Взять других мальчиков – у них тоже мама есть, и они тоже любят свою маму и привязаны к ней, но вот такой привязанности, которая лишает возможности человека эмансипироваться, создать свою семью, нет. Вот эти причины – ты пытался их анализировать, есть у тебя какая-то версия?

Сережа. Да. Мои какие-нибудь, может быть, сексуальные привязанности к матери, причем возникшие очень рано. Я вспоминаю о том, как часто говорил бабушке о том, что я люблю свою маму, это я точно помню, о том, что я хотел бы… нет, я сожалел… что я не смогу жениться на моей маме. Вот это было.

Терапевт. Это в каком возрасте было?

Сережа. Ну лет пять.

Терапевт. По-моему, все мальчики в этом возрасте мечтают жениться на своих мамах, по крайней мере говорят об этом. Но потом они вырастают и женятся на других женщинах, а вот с тобой этого не происходит. Значит, у тебя такая версия, что ты был маленьким Эдипом и таким остался, влюбленным в свою маму.

Сережа. (С раздумьем) Это понятно, что у всех есть эдипов комплекс, но почему именно я на этом застрял? Хотите, я скажу, что мне представилось, когда вчера я усиливал то движение руками, на которое вы обратили внимание, когда я разговаривал с мамой? Я не сказал тогда… Мне представилось, что я глажу то самое место у мамы. Когда я был маленький, я однажды подсмотрел, и это воспоминание явилось…

Терапевт. Хотел бы ты теперь поговорить с отцом о своих переживаниях, чувствах, о том, что волновало тебя в детстве и о чем ты с болью вспоминаешь и теперь?

Молчание, долгая пауза… Терапевт. А что сдерживает?

Сережа. (Тихимголосом) Ничего… я не хочу просто… Я представил нашу беседу на эту тему… в общем, я не испытываю какой-то потребности… Конечно, мне его не хватало… но настоящей потребности говорить с ним я не ощущаю… я чувствую просто какую-то пустоту. Вот когда я говорил о своих версиях, то, в общем, и эта возникала… версия человека, который являлся для меня примером мужчины… эпизодические мужчины, которые появлялись в жизни моей мамы… в общем-то, некоторые давали мне некий образ, но, что касается отца… именно он давал очень мало… все эти его пьянки… они меня очень раздражали. Я четко ощущаю, даже сейчас, когда я представляю отца пьяным, раздражение… он напивался очень сильно.

Терапевт. Теперь ты мог бы поговорить с отцом об этих проблемах.

Сережа. (Тихо, с сомнением) Не знаю… Я боюсь ему сказать какую-то правду, какую – не знаю…

Терапевт. Так, может быть, ты начнешь этот разговор, и ты подойдешь к этому, поймешь, что ты боишься сказать отцу. Начни: «Отец…»

Сережа. Отец, я чувствую жалость к тебе. Я думаю, что мать права. С одной стороны, ты довольно многого достиг, тебя ценили как специалиста, к тебе многие обращались, но не более того… Посмотри на себя, как ты растолстел, выпиваешь и все ищешь причины вне себя… (Долгая пауза… К терапевту) Я ничего не хочу сказать.

Терапевт. Но ты уже говоришь. Говори дальше! Скажи отцу, как ты его воспринимаешь: как специалиста, как мужчину, как отца, как человека, – вот это все скажи!

Сережа. Мне не нравится, что ты в общем ничего не можешь сделать по дому, что ты пьешь, что ты редко навещаешь свою мать, хотя живешь с ней совсем рядом. Мне не нравится, что ты мне редко пишешь, хотя требуешь от меня писать чаще… Мне не нравится, что ты не следишь за собой, хотя в молодости занимался спортом. Мне не нравится, что ты живешь как отшельник. Мне не нравится то, что ты. (Более тихим голосом) не предпринимал никаких попыток… вернуться в семью… Это самое страшное, чего я не могу простить тебе… Ты не виделся со мной пять лет… ты мог долго меня не видеть… и ничего о себе не писать. А во время моего приезда ты устаивал сцены, изображая человека, который так долго ждал меня. (Долгая пауза) Все! (Пауза. Затем с новым приливом сил) Ты учил меня больше плохому, чем хорошему. Ты мог дать мне рюмку выпить, но не способствовал моему образованию. Ты был от меня вдалеке, а без твоих алиментов я мог обойтись. Ты не занимался моим воспитанием! Поэтому я часто не знал, как вести себя, у меня не было отцовской поддержки, совета. Я видел только материнские слезы, истерики, запреты… Советы матери не давали желанного для меня результата, носили какой-то оборонительный характер… Я в детстве, да и позднее стал приобретать… (С усилием и повышением голоса) женские реакции. Я плакать мог, я мог обижаться. (Долгая пауза, глубокий вздох) Наверное, все… (Долгая пауза. С новым порывом.) Вообще-то я хочу тебе сказать, что я ненавижу тебя за то, что ты плюнул в мою мать. Ненавижу.

Терапевт. Скажи отцу: «Ты виноват передо мной в том…»

Сережа. Отец, ты виноват передо мной в том, что ты даже не пытался… вернуть меня к себе… (Вздох) Ты виноват передо мной в том, что забыл меня на целых пять лет. Виноват.

Терапевт. Мог бы ты сказать теперь самое важное отцу?

Сережа. (Решительно) Самое важное заключается в том, что… (Проговариваетмедленно, с нотками трагизма, но уверенно и твердо) тебя не было тогда, когда ты мне был нужен. (Выпрямляется на стуле с глубоким вздохом)

Терапевт. Сейчас ты все сказал?

Сережа. (С облегчением и чувством радости): Да! Некоторые вещи явились для меня более осознанными. То, что мне не хватало отца, я мог подозревать это и раньше, – «было бы неплохо, если бы ты был здесь», но я всегда давал себе такую установку: «отец есть отец, мать есть мать. И с этим ничего нельзя сделать». А в сегодняшнем эксперименте эта мысль… отца не было тогда, когда он был нужен… казалось бы, такая простая… вся суть именно в этом… стала мне очень понятной и значительной, я только теперь по-настоящему это осознал.