Проснувшись утром, я обнаружил, что в квартире один. Ну и слава Богу! Собравшись на скорую руку, скидав в потёртый, но ещё целый рюкзак учебники с тетрадками я пошёл в школу. Школа - это испытание. Одноклассники постоянно хвастаются новой модной одеждой, новыми тамогочи, тетрисами типа "куча игр в одном" и обсуждают "Терминатора 2", которого вчера показывали по телевизору. Завидно. Мне хвастаться нечем. Одежду новую я ещё не купил, ни тамогочи, ни тетриса в руках не держал, а телевизор вообще не помню, когда последний раз смотрел. И не видел не только "Терминатора 2", но и "Терминатора 1".

Первым уроком было алгебра, и, конечно же, меня вызвали к доске. Ну ещё бы! Почти неделю в школе не появлялся - как не вызвать? Слава Богу, решение я знал и заслужено получил свою "пятёрку". Мне даже показалось, что рука у математички дрогнула, когда она её в классный журнал рисовала. Хотя странно. Не сказать, чтобы я так уж плохо учился, хоть и посещал занятия с пятого числа на десятое в ночь. Так бабушка моя говорила. Когда маленьким был, спрошу её что-нибудь, ну, например, "Когда мы в зоопарк пойдём?", а она отвечает: "С пятого числа на десятое. В ночь". Нету больше бабушки. Сначала с сердцем плохо стало, когда родители не просыхая пить стали, потом и вовсе инфаркт случился от которого и умерла. Я тогда думал, одумаются родители, а они ещё хуже... Как же мне бабушки не хватает!

Прозвенел звонок, оповещая окончания урока. Но, как известно, звонок для учителя, а не для учеников.

– Петров, задержись!
– окрикнула меня Таисия Сергеевна. Я неохотно подошёл к математичке, которая также была нашей классной.

– Я родителей твоих вызывала и где они?
– спросила она.

– Я почём знаю? Роспись в дневнике есть, что родители ознакомлены? Есть! Какие ко мне претензии?

– Ты мне не хами тут! Где родители?!

– На работе, наверное.

– Чтоб завтра были в школе! Я собираюсь обсудить с ними твои постоянные прогулы и твою, с позволения сказать, одежду.

– Запись оставьте, - я достал дневник из рюкзака и швырнул на стол разгневанной классной. Она в нём что-то накарябала и с победным видом подала мне.

...
– Мама, тебя в школу вызывают!
– я тряс раскрытым дневником перед её лицом.

– А... ууу... и... что сл чилсь?
– спросила она.

– Прогулы, опоздания, старая одежда. Говорят, как бомж хожу, - честно ответил я.

– Кирюша!
– заплетающ и мся языком невпопад она назвала моё имя, - Молодец, Кирюша!

Тогда я понял, что сейчас она вообще ничего не соображает, и достучаться до её пропитого мозга невозможно, сколько не пытайся.

– Распишись здесь, - сказал я ей как-то враз охрипшим голосом ...

С того дня прошло уже три года. Так и повелось. Прихожу я домой, сообщаю родителям, что их в школе желают видеть, а они в ответ нечто нечленораздельное лепечут, в дневнике расписываются, и в школу, конечно же, не идут.

– Слышь, это не твоё!
– неожиданно заявил мне пацан из параллели, кивнув на рюкзак из которого торчал украденный мной плеер.

– А чё, твоё что ли?
– выплюнул я.

– Эй, ребя, подь сюды. Тут гнида понты гнуть надумал! Оксанку захватите - тут плеер ейный.

Наверно, тут стоило испугаться. Вместо этого я подумал: если убьют - значит, сегодня вечером боли не будет. Так отрешённо и спокойно. Меня окружили.

– Оксанка, твоё?
– спросил пацан, заметивший плеер.

Девчонка посмотрела на него, потом на меня, потом снова на плеер. Обвела взглядом пацанов, окруживших меня.

– Нет, - сказала она.

– Почему?
– не смог я сдержать удивления и промолчать.

– Потому что не мой, - спокойно ответила девочка, развернулась и ушла.

– Извини, чувак! Бывай!
– сказал кто-то из пацанов и они разошлись. Я бы сказал, что выдохнул с облегчением, но врать не буду. Я жалел, что они меня не убили и мне снова вечером придётся терпеть адскую боль.

На следующей перемене я нашёл Оксанку и снова спросил:

– Почему?

– Их было много, за тебя испугалась.

Я молча протянул ей плеер. Она взяла в ладонь мою руку и опустила её.

– Мне предки новый купили. Оставь себе. Тебе-то купят вряд ли.

Я был ошарашен, и видимо это так отразилось на моём лице, что девочка пояснила:

– Я в соседнем подъезде живу.

Моё лицо налилось краской. А я-то считал, что никто не знает про моих родителей.

– Ты... это...
– растерявшись, я не знал, как попросить её молчать о тех условиях, в которых живу.

– Заходи, если чё, - продолжила она, улыбнувшись, - Это из мультика. "Жил-был пёс". Я так понимаю, ты хотел меня попросить, чтобы я не трепалась о твоих родаках? Об этом можешь не беспокоиться. Я - могила.