Действия происходят после событий, описанных в третьей книге. Китнисс, сломленная и подавленная смертью родной сестры, вновь отправляется в двенадцатый Дистрикт, в то время как Пит вынужден остаться в Капитолии. И теперь эта история не от лица знаменитой на весь Панем Сойки - Пересмешницы. Эта история того, чьи мысли мы не в силах были предугадать на протяжении всех трёх книг. История продолжения Пита Мелларка.
========== 1. ==========
Каждый новый день - это совершенно отдельно прожитая жизнь. Она не похожа на все предыдущие. Её невозможно повторить. Ты нетерпеливо ждёшь это «завтра» с неведением и энтузиазмом. Ты заново проживаешь каждый Божий день, и получаешь от него что-то новое.
День девятнадцатый. Девятнадцатый! Чтобы убедиться в точности, даже сам пересчитываю клеточки на календаре. Подумать только, сколько времени я уже провёл в этом ужасном месте. Они, конечно, достаточно промыли мне мозги, и теперь я сам это понимаю, но неприязнь к Капитолию, как осадок, всё ещё пребывает в душе. Я ненавижу столицу Панема. Ненавижу всё, что связано с ней. Я ненавижу самого себя.
Вновь отгораживаюсь от своих каждодневных ненужных мыслей и возвращаюсь к календарю, который висит на стене при входе. Обычно, подъём в нашем лечебном корпусе (как я его всегда называю) наступает не раньше восьми часов, но я настойчиво просыпаюсь не позже шести. Каждый новый день начинается одинаково. Я избавляюсь ото сна, принимаю душ, переодеваюсь, отмечаю очередной день, проведённый здесь, на календаре и обычно ухожу на крышу-место, где с точностью могу быть уверен, что никого не увижу. Но сейчас стрелка настенных часов плавно и раздражительно бесшумно двигается к восьмёрке. Сегодня поход на последний этаж можно считать отменённым.
Тяжело вздохнув, я натягиваю на себя обычную белую футболку и, как всегда напустив на лицо совершенно беспристрастный вид, выхожу из номера.
На двенадцатом, самом последнем этаже, вряд ли можно встретить много народу и это мне нравится. Я сам выбрал себе самую дальнюю и ничем не примечательную комнату. Вечные надзоры очень сильно докучают. Думал, что таким образом смогу отгородиться от этой вечной суеты, но всё напрасно. Даже, когда нахожусь в полном одиночестве, всё равно, кажется, словно кто-то непрерывно следит за мной.
Только вот чем ближе я подхожу к лестнице, тем больше знакомых лиц встречаю. По привычке, апатично кивая каждому известному встречному, я прохожу дальше. Играть беспристрастие гораздо легче, чем изображать из себя совершенно здорового человека. Я сам этого не хочу. Пусть думают, что спокойно преодолеваю все стадии лечения и держат меня тут сколько душе угодно. Всё равно больше некуда возвращаться. Некуда идти.
Мысль о том, что вся моя семья теперь мертва, в очередной раз даёт о себе знать сильной болью в душе, но я уже привык и смирился. Боль-это единственное разнообразие в моих серых чувствах. Я тоже умер. Мысленно. Внутри абсолютно пусто. Словно кто-то тщательно пытался стереть все эмоции, что накопились за восемнадцать лет, но внезапно остановился, оставив лишь какие-то невнятные обрывки. И сколько бы я не пытался зацепиться хотя бы за один из них-всё без толку. Поэтому я и решил не сопротивляться. Вдруг эти бессмысленные процедуры врачей помогут мне окончательно забыть всё прошлое? До конца стереть эти обрывки чужих эмоций? Я столько раз пытался убедить в этом врачей, но они словно не слышали. Все эти люди в белых халатах напрасно пытаются восстановить прежнего меня. Вот и решил смириться. Уверен, станет лучше, если я не начну вновь сопротивляться, а просто буду строить из себя идущего на поправку податливого пациента. Рано или поздно, но врачам придётся меня отпустить, и тогда я уже сам смогу начать жизнь. Свою новую жизнь.
– Пит.- Я слегка вздрагиваю, заслышав своё имя. В глаза тут же бросается яркий цвет морской волны и пронзительный взгляд моей недавно приобретённой подруги.- Я сказала привет,- вздыхает Энни. Девушка уже привыкла к моим частым раздумьям. Я виновато ей улыбаюсь и тоже киваю в знак приветствия.
– Как спалось?- Словно ничего и не бывало, интересуется она. Я невесело усмехаюсь и просто качаю головой из стороны в сторону. Никак мне не спалось, в прямом смысле этого слова.
Недавно Энни узнала, что беременна и новость о том, что у девушки скоро появится такой нужный и родной человек, немного привела её в чувство. Как только Энни появилась в этом заведении, наотрез отказывалась не то чтобы говорить с врачами, но и принимать от них помощь. Она словно заболевала дисфорией. Не выходила из комнаты. Ничего не ела. Не произносила ни слова. Теперь напротив, мне кажется, что подруга расцветает на глазах. Она вновь нашла ради кого жить после смерти Финника.
– Как думаешь, долго нас ещё будут здесь держать?- слегка недовольно, интересуется девушка. Конечно, теперь она хочет вернуться к себе в четвёртый. Наверняка, сама отсчитывает дни пребывания в Капитолии. Но, вот только у подруги есть цель-вновь отправиться в свой родной Дистрикт, а у меня-нет.
Я безразлично пожимаю плечами и делаю вид, будто с интересом разглядываю что-то у себя под ногами. Вообще, теперь я не очень-то люблю раскидываться словами, хотя при докторах всё же приходится использовать весь словарный запас. Энни и так всё прекрасно понимает, и при ней я могу не притворяться.
Как всегда мы завтракаем в отдельном корпусе, заняв самый дальний столик, за которым уже сидят Бити с Джоанной. Будь моя воля, сидел бы один, или вообще не спускался со своего этажа, но эта придуманная «игра в послушного больного» ещё не закончена и не позволяет мне этого сделать.
Как и каждый день, после завтрака мы принимаем разные антибиотики, транквилизаторы (от последних я ограждён, спасибо доктору Аврелию). Никогда не понимал и не понимаю их смысла и действия. Как-то раз, я попробовал принять обычную с виду белую овальную таблетку, и после этого употребление каждодневной доли антибиотиков посчитал для себя закрытым. Всего несколько часов и без того притуплённых эмоций, последующая головная боль и всё!
Краем глаза наблюдая за тем, с какой поспешностью и жадностью Энни принимает эти самые таблетки, я кривляюсь и проделываю действие, которое повторяю изо дня в день в одно и то же время… Каждый-каждый Божий день. Быстро закинув себе под язык сразу две таблетки, я делаю совсем мелкий глоток воды и спешу к выходу, а точнее к ближайшему мусорному контейнеру…
Дальше, как и всегда, у меня намечен приём у доктора Аврелия. Быстро поднимаюсь на пару этажей выше и без труда нахожу нужную дверь, ведущую в кабинет. Тянусь к металлической ручке, и прежде чем зайти внутрь, проверяю бесстрастное выражение у себя на лице.