Симона улыбается.

– Я стараюсь, сеньорита, но мне трудно к этому привыкнуть.

Я понимаю, что, должно быть, ей на самом деле нелегко это сделать.

– Ты не знаешь, в доме есть санки? – спрашиваю я.

Женщина на мгновение задумывается.

– Да. Я вспомнила, одни хранятся в гараже.

– Замечательно! – хлопаю я в ладоши и, глядя на нее, говорю. – Я хочу попросить тебя об одолжении.

– Да?

– Мне нужно, чтобы ты вышла из дома и поиграла со мной в снежки.

Она недоверчиво, ничего не понимая, моргает. Я увлеченно беру ее ладони в свои и шепчу:

– Я хочу, чтобы Флин увидел, что он теряет. Он ребенок и должен хотеть играть в зимние игры и кататься на санках. Давай покажем ему, можно интересно играть не только в машинки.

Сначала женщина старается вежливо отклонить мою просьбу. Она не представляет, что от нее требуется, но, когда понимает, что я от нее хочу, снимает фартук.

– Дайте мне пару минут, чтобы надеть сапоги. Я не могу выйти на улицу в домашней обуви.

– Отлично!

Пока я в дверях надеваю свой красный пуховик и перчатки, появляется Симона со своим синим пуховиком и шапкой в руках.

– Пойдем играть! – зову я, потянув ее за рукав.

Мы выходим из дома и идем по снегу до тех пор, пока не оказываемся прямо напротив игровой комнаты Флина, там мы начинаем бросать друг в друга снежки. Сначала Симона ведет себя нерешительно, но, получив от меня четыре точных попадания, она оживляется. Мы сгребаем снег и, смеясь, кидаемся им.

Норберт, удивленный всем происходящим, выходит к нам навстречу. Сначала он уклоняется от нашего приглашения, но уже спустя две минуты мне удается его уговорить, и он присоединяется к нашим забавам. Флин за нами наблюдает. Я вижу, как он следит за нами через окно, и кричу:

– Давай, Флин… Выходи к нам!

Он отрицательно мотает головой, и мы втроем продолжаем веселиться. Я прошу Норберта, чтобы он принес из гаража санки. Когда он их достает, я обращаю внимание, что они красные. Беззаботно усевшись на них, я съезжаю по заснеженному косогору и, на полной скорости упав внизу, получаю весьма чувствительный удар, но снежный покров смягчает удар, и я заливаюсь веселым смехом. Следующей едет Симона, а потом мы скатываемся с нею вместе. Мы поднимаемся обратно все засыпанные снегом, но счастливые, несмотря на неодобрительные взгляды Норберта. Он не верит в наш успех. Внезапно, вопреки всем предположениям, я вижу, что Флин выходит из дома и смотрит на нас.

– Давай, Флин, иди сюда!

Мальчик подходит, и я зову его сесть на санки. Он боязливо глядит на меня, поэтому я предлагаю:

– Давай я сяду впереди, а ты у меня за спиной. Ладно?

Подбадриваемый Симоной и Норбертом, парнишка усаживается на место, и я с величайшей осторожностью спускаюсь вниз по горке. Скоро я слышу, как его радостные крики присоединяются к моим, и, когда санки останавливаются, он с восторгом спрашивает:

– А можно еще?

Я с удовольствием вижу на его лице то выражение, которое еще никогда у него не замечала, и разрешаю прокатиться еще раз. Мы оба бежим вверх к Симоне и повторяем спуск.

Начиная с этого момента, все идет хорошо. Флин, впервые с тех пор, как я приехала в Германию, ведет себя, как ребенок, и, когда мне удается его убедить, он сам в одиночку скатывается на санках, и вид его довольной мордашки наполняет мою душу радостью.

Он улыбается!

У него заразительная, прекрасная, чудесная улыбка, но вдруг я вижу, как она сползает с его лица, и, обернувшись в его взгляда, замечаю, что к нам бежит Трус. Норберт оставил гараж открытым, и, услыхав наши крики, пес не мог не присоединиться к нам. Ребенок в страхе замирает, и тогда я свистом подзываю собаку к себе. Трус подбегает к нам, я глажу его по голове и шепчу:

– Флин, не бойся.

– Он меня укусит, - одеревеневшими губами шепчет он.

Я вспоминаю, что однажды мальчик рассказал, когда лежал в нашей кровати, и, поглаживая Труса, стараюсь успокоить Флина:

– Нет, солнышко, не все собаки кусаются. И Трус, уверяю тебя, не собирается никого кусать.

Но мальчика это не убеждает, и я, продолжая настаивать, протягиваю ему руку:

– Подойди сюда. Доверься мне. Трус тебя не укусит.

Парнишка не двигается. Он просто смотрит на меня. Симона начинает его подбадривать, затем к ней присоединяется Норберт, мальчик делает шаг вперед и замирает. Он боится. Я улыбаюсь и снова говорю:

– Дорогой, я обещаю, что с тобой ничего плохого не случится.

Флин опасливо смотрит на меня, и тут неожиданно Трус бросается в снег и, перевернувшись кверху лапами, начинает, нежась, валяться в снегу. Симона с улыбкой чешет ему брюхо.

– Видишь, Флин. Трус просто хочет, чтобы его пощекотали. Подойди…

Я тоже чешу псу брюхо, и он высовывает на бок язык от удовольствия.

Внезапно мальчик подходит, наклоняется и вне себя от страха осторожно пальчиком дотрагивается до Труса. Уверена, что впервые за много лет он прикасается к животному. Увидев, что собака на это никак не реагирует, Флин с воодушевлением снова трогает ее.