– Брось его!
– фюрер схватил Леона за плечо, впиваясь твердыми пальцами, словно когтями гарпии.
– Ходу, ходу, поп, пока рядом не лег!

Тело убитого аскари опустилось на окровавленный асфальт очень легко, почти невесомо. Мокрая, отяжелевшая шинель плотно облегла тело, словно рыцарский саван.

Подгоняемые невидимым командиром враги наседали. Родригес отстреляла второй диск и подумала, что возможно у них еще что-то получится. А возможно и нет. Пустой диск покатился, гремя раскрученной до упора пружиной. Как на зло, третий лежал на самом дне сумки и достать его сразу никак не получалось, пальцы скользили по гладкой пластмассе.

Очередь легла очень близко, осыпав девушку стеклом. Вторая - еще ближе. Оставив попытки вытащить диск, Родригес одновременно скинула с плеча сумку и нырнула за столб на границе между дорогой и тротуаром. Чугун столба сразу загудел от попаданий, пули с шипением плющились о металл в считанных сантиметрах от головы Родригес.

Риман никогда не спешил. Это было одним из его главных жизненных правил. Суета всегда так или иначе мешает, в конечном итоге от нее один вред. Однако кригсмейстер никогда не колебался и не терпел проволочек. Поэтому если Беркли за глаза прозвали «Скорпионом», то Ицхака иногда именовали «крокодилом». За склонность долго выжидать нужный, единственно верный момент, а затем бросаться к цели одним страшным рывком.

Риман оставался во второй линии, смещаясь к правому флангу, чтобы перекрыть выход на перекресток. Он не стрелял, свободно опустив руку с пистолетом, выжидая наилучший момент. Кригскнехты дисциплинированно следовали за ним по бокам и чуть сзади, так что Ицхак не отвлекался, устремившись к единственной цели.

Сначала он хотел пристрелить первоочередную мишень, однако это оказалось нелегко. Проклятый поп переползал от машины к машине, почти не высовываясь. А если и забывал об осторожности, кто-нибудь из спутников оказывался рядом и бил попа по башке.

Риман пригнулся, опустился на колено, прикидывая, не удастся ли удачно пострелять по нижнему уровню, под днищами. Старый фокус уличных перестрелок, о котором часто забывают. Нет, не удастся - слишком много машин, слишком много колес, перекрывающих обзор, только время и патроны зря тратить.

Ицхак продолжил движение, с молчаливой уверенностью рептилии.

– Быстрее!
– Кот одной длинной очередью притормозил противника, заставил умолкнуть тех, что непрерывно обстреливали Родригес.

– Готова, пошли!
– та наконец-то справилась с пистолетом-пулеметом.

– Сними сумку!
– приказал пулеметчик.
– Кинь ленту мне на шею.

Он терпеть не мог этих синематографических «эффектов», поскольку в жизни самый верный способ потерять боеприпас - сунуть его в неположенное место вместо нормального подсумка. Но делать было нечего, еще с полминуты и придется заряжать последнюю ленту.

Девушка на мгновение застыла, соображая, о чем речь. Затем кивнула и сняла поклажу с плеч Хохла. Тот поморщился, оскалил зубы. Родригес не переставала огрызаться короткими очередями, и хотя «180» стрекотал куда тише пулемета, треск над самым ухом слуха не прибавлял.

Риман вскинул к плечу приклад. На мгновение пожалел, что не взял что-то автоматическое. Бешеный пулеметчик и хренова валькирия оказались совсем рядом - было бы удобно снять обоих одной очередью. С другой стороны, физику не обманешь, и автоматика слишком часто отправляет пули «в молоко».

Ицхак поймал в трезубец прицела вражескую пару и выбрал самого опасного.

Глава 28

Пуля отбросила Хохла на капот, развернув боком, пулемет вывалился из враз ослабевших рук, повиснув на ремне. Кот сел, неловко подвернув ногу и запрокинув голову. Лицо побледнело, словно по нему прошлись автомобильной щеткой, разом стерев все краски, кроме белого с оттенком синевы.

Родригес думала недолго. Взгляд на свой «180» с полупустым диском. Взгляд на ЛАД и понимание, что она не сможет с ним толком управляться.

– Под машину, - тихо и быстро сказала она.
– Отлежись под машиной.

Кот слабо кивнул. Рядом гулко хлопнула очередная лопнувшая шина. Пули все чаще и злее стучали в металл, выстрелы стегали по ушам.

– Удачи, - Родригес коснулась пальцами груди Хохла, чуть выше красного пятна, которое расползалось, словно капля чернил, только в отличие от чернил останавливаться не собиралось.

Пулеметчик проводил взглядом девушку, с трудом наклонил голову, чтобы ремень легче соскользнул. Нажал на спуск, и ЛАД загрохотал, отсчитывая остаток ленты, словно кассовый аппарат смерти. Хохол не старался в кого-то попасть, скорее выигрывал себе несколько мгновений. Лента опустела, и пулеметчик, обжигаясь о горячие гильзы, со стоном лег навзничь, пополз мод машину, помогая ногами - двигать корпусом было слишком больно.

У него получилось. Вокруг стреляли, топали, звенели сталью. Доносились отрывистые команды, кажется по-немецки. Слишком хорошо знакомый язык, еще с детства, безрадостного и украденного непосильной работой на латифундиях немецких концессионеров украинского Левобережья. Но самого пулеметчика не заметили.