– Что поделать, сначала простое времяпровождение, затем мода. потом атрибут должного поведения, - дипломатично ответила компаньонка.
– Хотя относительно клетки долга я бы поспорила.

– О чем здесь спорить, Александра?
– зло вымолвила Генриетта, нервно затягиваясь, сигарилла полыхнула, как маленький факел.

Несколько мгновений девушки молчали. Та, которую назвали Александрой, сменила позу, что-то глухо звякнуло. Очень знакомо звякнуло, оружейно.

– Равноправие, - не совсем понятно сказала компаньонка, наверное опять продолжая высказанную ранее мысль.

– «Равноправие», - с не женским отвращением процедила Генриетта.
– Фальшивое золото! Обманка! Для семьи я такой же актив, как наш пакет ценных бумаг, заводы в собственности или золотые счета в банках Парижа и Дрездена. И все это...

Олег не видел жеста Генриетты, но предположил, что она резко обвела все вокруг.

– ... все это часть большой клетки. Как я устала чувствовать себя ходячим долгосрочным вложением, которое должно окупиться в разумные сроки и приносить дивиденды.

– Боль и безысходность, - на сей раз ядовитый сарказм наполнил уже слова Александры.

– Что?..

– Боль и безысходность, - повторила компаньонка.

– Поясни, будь любезна, - холодно попросила, точнее, приказала госпожа.

– Пожалуй, мне лучше промолчать.

– Настаиваю. И мы забудем об этом сразу по возвращении на станцию.

Девушка с оружием заколебалась. Однако все же заговорила.

– Искренне сочувствую твоему горю, душевной боли и безысходности положения, - сказала Александра.
– Не менее искренне разделила бы с тобой эти чувства, если бы ...

Она вновь помолчала, очевидно собираясь с мыслями.

– Если бы?..
– с вкрадчивой мягкостью повторила Генриетта.

– Если бы твои проблемы не были детским лепетом в сравнении с настоящими тяготами.

Воцарилась тишина, даже автомоторы отдалились и гремели где-то на западе. Наверное на западе, потому что Олег успел основательно запутаться в направлениях и сторонах света. Нога болела страшно, по закушенной губе потекла горячая струйка крови, отдающая противным медным вкусом.

– Извини, - наконец сказала компаньонка с примиряющими интонациями.

– Хочешь сказать, что все это глупости, прихоти избалованной наследницы, по сравнению с тяготами обычных людей, - с какой-то непонятной, тоскливой безнадежностью протянула Генриетта.
– Так ведь?

– Да, - очень мягко, но в то же время уверенно вымолвила Александра.
– Вспомни этого сегодняшнего zielscheibe.

Олег не сразу вспомнил, что такое «zielscheibe» по-немецки, поэтому потерял начало следующей фразы Александры. А затем в памяти услужливо всплыло - «мишень».

– ... изначально без шансов на жизнь. Просто потому, что не так давно скучающие бездельники начали разгонять скуку самым острыми эмоциями, а затем это стало уже частью статусного времяпровождения. И ведь все равно не разгоните, что характерно.

– Наверное, ты права, - уже без злости отозвалась госпожа.
– И даже наверняка права. Но все же... Я полагаю, что человек, выживший и сохранивший ясность ума в том уютном милом серпентарии, вполне переживёт проблемы низших классов. Переживет, как ты говорила ... про обувь...

– «Не снимая ботинок», - подсказала Александра. И Олегу показалось, что впервые за все время разговора компаньонка госпожи Генриетты испытала настоящую, неподдельную злость.

– Да, именно так.

Девушки помолчали, каждая думая о своем. Догорающая сигарилла взмыла по красивой дуге, отброшенная Генриеттой. Снова негромко лязгнул металл в руках Александры.

Автомобиль проехал и затормозил совсем рядом. Юношеский задорный голос что-то весело прокричал по-французски. Совсем юный голос... Беглец прикинул, что кричавший даже моложе его.

– Что ж, пора заканчивать, - спокойно, даже с некоторой скукой заметила Генриетта, и кровь замерзла в жилах у Олега.

* * *

– Ты снова задумался, - мягко укорила Родригес.
– Ушел куда-то.

– Да, - невесело усмехнулся Хольг, пытаясь обратить все в шутку.
– Уплыл в дальние дали...

Девушка не ответила, лишь нахмурилась с видом крайнего неодобрения. Фюрер виновато скривился и начал разуваться.