К тому же он сильно надеялся, что тетушка Сромм — только хозяйка заведения.

— У нас самый лютьсий массазь, мэтл! — умильно встопорщила усы тетушка. — Только для вас — всяго тли больсых ту за сеанс!

Три больших ту показалось Эйхгорну вполне разумной ценой. А девушка, с которой он сидел в соседней камере, была довольно миловидной…

— Пожалуй, зайду, — кивнул он.

Мадам Сромм довольно прищурилась и семенящей походкой вступила внутрь. Там она поклонилась Эйхгорну и убежала за занавески.

— Пелеобуйтеся пока, мэтл! — крикнула она оттуда.

У порога лежали тапочки из мягкой ткани. Эйхгорн наклонился взять их… и завис, не в силах сделать выбор.

Тапочек было три.

Три! Три совершенно одинаковых тапочка! Совершенно одинаковых! Между ними не было никакой разницы! По каким критериям делать выбор?!

Добрую минуту Эйхгорн, как тот буриданов осел, лихорадочно переводил взгляд с одного тапка на другой. Еще одна сторона его арифмомании — необходимость выбрать один (или два) предмет из нескольких идентичных причиняла почти физическую боль. Какие-нибудь чипсы или орехи он мог есть только не глядя — иначе просто подвисал.

В конце концов Эйхгорн так же решил проблему и с тапочками. Закрыл глаза и нашарил два наугад. Тут как раз вернулась и тетушка Сромм, а с ней — ее чуть более стройная копия. Только глаза желтые, а не зеленые.

— Плосю вас, мэтл, моя дотя Иррья о вас позаботисся, — промурлыкала фелинка. — Она самая лютьсяя в моем салоне.

Эйхгорн несколько опешил и стал искать повод отказаться. Возможно, в этом королевстве подобное и считается нормальным, но лично он никогда не был сторонником межвидовых связей.

— Какой массазь зелаете? — чуть более тонким голоском спросила дочь тетушки Сромм. — Классиський, позестьте, помяхсе?..

Эйхгорн заподозрил неладное. Ему вспомнились слова девушки из тюрьмы, которая возмущенно утверждала, что всего лишь делает массаж…

…И это действительно оказался всего лишь массаж. Эйхгорна уложили животом вниз на деревянную кушетку с отверстием для лица, дочь тетушки Сромм взобралась сверху и принялась разминать его всеми четырьмя лапами одновременно. Когтей она не выпускала (если у фелинов вообще есть когти), и ощущение создавалось весьма приятное.

К тому же массаж она сопровождала мелодичным утробным урчанием. Это походило на мурлыканье обычной кошки, но так играло и переливалось на разные тона, что могло сойти за музыку.

В салоне оказалось весьма уютно. Пахло сандалом или каким-то другим благовонием — Эйхгорн в них не разбирался. Процедурный зал был довольно большим, но разделенным на маленькие отсеки расписными ширмами. Судя по звукам, за ширмой справа тоже кого-то массировали.

Между делом, не переставая урчать и работать лапками, Иррья рассказала Эйхгорну чуть ли не всю историю своей жизни. Та, впрочем, оказалась не слишком длинной. Она, ее две сестры и мама — беженки из Фели. Там, если мэтр помнит, шесть лет назад случилась гражданская война — многие разбежались по другим землям. Они четверо, а еще престарелые супруги Мыаррь нашли приют здесь, в Парибуле.

В Фели тетушка Сромм была квалифицированной массажисткой, одной из лучших. Ее дочери тоже прошли надлежащее обучение (самая младшая, правда, не успела закончить). Заложив ростовщику семейные драгоценности, тетушка Сромм вложила деньги в свой малый бизнес — и вот уже пятый год он радует добрых жителей Альбруина.

Клиентов со временем стало так много, что тетушка Сромм даже взяла в помощь еще двух девушек — уже людского племени. Конечно, им далеко до настоящих фелинок, но они стараются.

Эйхгорн слушал очень внимательно. Поначалу его занимал вопрос произношения — обе фелинки говорили с ужасным акцентом, не выговаривали шипящие и букву «р»… однако в их именах буква «р» присутствует. По меньшей мере странно.

Но прислушавшись, Эйхгорн понял, в чем дело. Свои имена фелинки произносили не ртом, а гортанью, ритмично играя внутренними мускулами. Видимо, именно таков их родной язык. Говорить же по-человечески у них получалось плохо — из-за совершенно иной формы губ звуки сильно искажались.

Сеанс массажа длился почти полтора часа. И хотя это оказалось не совсем то, на что Эйхгорн поначалу рассчитывал, услугой он остался доволен. Во всем теле поселилась удивительная расслабленность, а мышцы приятно разогрелись.

И буквально через пять минут Эйхгорн нашел и лавку букиниста. Крохотную дверцу, ведущую в темный полуподвал. Толкнув ее, Эйхгорн заставил зазвенеть крохотный колокольчик, и в кресле за прилавком шевельнулся плюгавый старичок в ночном колпаке. Судя по тому, что он пребывал в полудреме, посетители сюда заходили нечасто.