И тут зазвонили церковные колокола. В Лисбеге часто слышали их звон, означавший, что наступило время мессы или что в церковь принесли очередной гроб. Бенни надела черную кружевную мантилью и пошла с матерью за гробом вверх по улице, а люди выходили из домов и стояли на холодном зимнем ветру.

Когда Бенни проходила мимо их магазина, у нее сжалось сердце. Отныне хозяином здесь будет Шон. Точнее, мистер Уолш; во всяком случае, Шон рассчитывал, что теперь его будут называть именно так.

Бенни жалела, что не успела выяснить намерения отца в отношении старого Майка. На мгновение процессия остановилась у магазина Хогана, а затем двинулась дальше. Бенни больше никогда не сможет поговорить с отцом о магазине или о чем-нибудь вообще. А он отныне ничем не сможет помочь делу, которое так любил.

Выход только один. Если она не займется этим сама, все рухнет.

Эйдана Линча представили матери Фрэнсис.

— Я назначил себя стражем моральных устоев Евы на время ее учебы в университете, — торжественно сказал он.

— Большое спасибо. — В последнее время мать Фрэнсис только и делала, что рассыпалась в благодарностях.

— Я слышал много хорошего о том, как вы ее воспитывали. И хотел бы сам остаться в монастыре. — Его улыбка была заразительной.

— Это создало бы слишком много проблем, — засмеялась монахиня.

Мать Фрэнсис считала, что Эйдан поступил очень умно, оставшись ночевать в коттедже Евы, в то время как сама Ева спала в монастыре. Все радовались тому, что Ева вновь вернулась под его кров. Спальня останется за ней навсегда. Во всяком случае, так ей пообещали.

Ева показала Эйдану, как нужно растапливать дровяную плиту.

— Когда мы поженимся, то заведем себе что-нибудь более современное, — проворчал он.

— Ну, если у нас будет восемь детей, они будут не только растапливать плиту, но и чистить дымоходы.

— Ты не принимаешь мои слова всерьез, — сказал он.

— Принимаю. Но я верю, что детям труд только на пользу.

Ева сидела на монастырской кухне, пила какао с матерью Фрэнсис и не могла поверить, что покидала эти стены.

— Очень славный молодой человек, — сказала мать Фрэнсис.

— Но в глубине души чудовище. Такое же, как все мужчины. Вы были правы.

— Я никогда тебе этого не говорила.

— Но намекали.

В последние дни они больше напоминали сестер, чем мать и дочь. Сидели на теплой кухне и дружески беседовали о жизни, смерти, городских новостях, видениях мистера Флуда и о том, как трудно приходится бедному отцу Россу. Если все поверили случившемуся в Фатиме[7], что может помешать людям дать волю воображению и поверить, что в Нокглене произошло то же самое?

Мать Фрэнсис успокаивала себя тем, что мясник мистер Флуд — не тот человек, которого могла бы посетить святая монахиня. Даже на земле, не говоря о дереве.

Погребальная месса началась в десять часов утра. Бенни, ее мать и Патси приехали в церковь на траурно убранной машине, которую прислало за ними похоронное бюро.

Бенни вела мать по проходу в первый ряд и видела людей, собравшихся, чтобы отдать дань уважения покойному. Фермеры в выходных костюмах посетили церковь вчера; в понедельник им нужно было работать в поле. Сегодня здесь собрались коммивояжеры, поставщики и люди из двух соседних приходов. Бенни заметила двоюродных братьев отца и братьев матери. И своих друзей, сбившихся в круг.

Тут был Джек в черном смокинге, такой высокий, что его видели все собравшиеся в церкви. Он ждал их появления и смотрел по сторонам. Это напоминало свадьбу, где все крутят головами, желая первыми увидеть невесту… Мысль пришла и ушла.

Приехали Билл Данн и Розмари Райан, что было очень любезно с их стороны. Оба стояли за Евой и Эйданом; их лица были полны сочувствия.

Нэн тоже была здесь, в черном блейзере и светло-серой юбке, с маленькой черной сумочкой в руках. Ее мантилья выглядела так, словно была частью прически. На всех остальных мантильи выглядели как шали или косынки. А вот Клодах надела шляпу. Большую шляпу из черной соломки. Это была ее единственная уступка трауру. Остальную часть наряда составляло красное пальто в белую полоску, куда более короткое, чем могли одобрить жители Нокглена.

Впрочем, ее наряд был цветочками по сравнению с нарядом Фонси. Тот надел длинное пальто в стиле де Валера[8]; единственным отличием был огромный бархатный воротник, а также карманы и обшлага, отделанные полосками фальшивого леопардового меха.

Мать выглядела очень старой и грустной. Бенни время от времени смотрела на нее. Иногда по щеке матери ползла слеза; пару раз Бенни наклонялась и вытирала ее. Казалось, мать этого не замечала.

К счастью, Шон Уолш не пытался командовать ими. Напуганный резким отказом покупать напитки в гостинице Хили, он стал более осторожным в своих поползновениях, чем смела надеяться Бенни. В церкви он не сидел с ними рядом и не делал вид, что глубоко скорбит по своему работодателю. Бенни нужно было держать ухо востро и не позволить ему взять верх. Стиль управления Шона резко отличался от отцовского; в нем не было места гуманности.