Шрифт:
Я перестала смеяться, когда дверца кареты закрылась, и мы двинулись, куда-то вперед. Мы ехали в полном молчании, я смотрела на улицу, пейзажи все время менялись. Они были то яркими, то мрачными и снова яркими.
Призраки сидели возле меня, коршун слева, поросенок справа, я то и дело посматривала на них, иногда я хихикала.
Миссис Генриетте видимо надоело мое хихиканье, и она решила поговорить.
— Как дела? — спросила она весьма обыденным тоном.
«Как дела? Еще что спросила бы, ни чего что на меня напал цербер, ничего, что сквозь меня прошло два человека, ничего, что вы хотите меня убить? Ничего что возле меня сидят два призрака с дурацкими именами?».
— Нормально, а у вас как?
— Весьма недурно, принимая в свой счет, то, что я от тебя скоро избавлюсь.
— Поздравляю вас, — я снова уставилась на толстячка, он занервничал, хотя точно сказать не могу, как я это поняла.
— Мистер Синди, — я старалась не хохотать, называя его имя, — Можно задать вам один вопрос?
— Можно, — от этого голоса у меня побежали мурашки, голос издавался как будто издалека, словно сейчас я слышала эхо.
— А как вы умерли? — Может и нельзя задавать такие вопросы призракам, но меня просто распирало от любопытства.
Он глубоко вздохнул, хотя как он может дышать, когда он мертв? Может это просто старая привычка? Столько вопросов, а времени мало.
— Я утонул, я просто не умел плавать, а они все кричали — «Давай! Синди мы в тебя верим!», а я плавать не умел.
— Но почему тогда вы во фраке?
Он покраснел, скорее всего, покраснел, точно покраснел, ну мне так кажется.
— Я утонул в нем, — он взял, откуда — то платочек и стал вытирать лицо якобы от пота.
— Я тоже плавать не умею. — Сказала я ему.
— Главное не утони, деточка, — он казался взволнованным.
— А вы мистер Кевин, как вы умерли?
Призрак повернулся ко мне:
— Я умер весьма благородной смертью, — его голос заставил меня не просто покрыться мурашками, но и вздрогнуть, голос его также появлялся как будто издалека, но этот голос был не такой приятный, как у толстячка, а наоборот — звук, как будто пилят, то, что нельзя распилить, а он все пилит и пилит.
В этот раз расхохоталась не я, а толстячок:
— Да, весьма благородной, — он так хохотал, что я могла позавидовать таким легким, которых у него уже не было. — Сказать от чего он умер?
— Вы ведете себя неблагоразумно мистер Синди, — он говорил так, словно выплевывает каждое слово.
— Отчего же, это вы называете свою смерть благородной. Когда вы умерли из-за того, что хохотали так, что умерли от сердечного приступа.
Меня вдруг осенило:
— Поэтому вы мистер со смешным именем Кевин такой серьезный?
Толстячок снова расхохотался:
— Да, у него было такое имя, потому что он всех кругом смешил, а потом он умер от смеха и стал серьезным, — он все хохотал и хохотал.
— Я молчу про человека, у которого благородное девичье имя, который утонул чтобы доказать всем, что он умеет плавать, да еще и в дорогом фраке. — Парировал худой, он едва улыбнулся. В то время, когда бедный толстяк, униженный своей смертью смотрел в окно.
— Мистер Синди, а почему родители вас так назвали? — Спросила я.
Он снова грустно вздохнул:
— Они хотели девочку.
— Мистер Синди вы трижды неудачник, — худой заулыбался.
— Ох, как бы я хотел, чтобы мы оба были живы, и я снова мог задушить тебя!
— Воскликнул толстячок
— А разве вы не можете этого сделать, то есть задушить?
— Людей да, друг друга нет, — ответил мне худой.
— Как вы мне надоели, вы все! — Миссис Генриетта обвела нас строгим взглядом, а потом вскрикнула от испуга, мы с призраками тоже всполошились.
Она стала мертвенно — бледной и метала взгляды то на одного призрака, то на другого, сначала я не поняла, что происходит, но потом, взглянув на них, я тоже вскрикнула.
Рядом со мной сидели уже не призраки, а люди. Толстячок смотрел на свои руки и не мог поверить своим глазам, он мог трогать вещи, а они не проходили сквозь него. Живым толстячок мне нравился больше, у него были яркие, рыжие волосы, лицо покрывали веснушки, даже фрак с цилиндром приобрели изумрудный цвет, совместив его рост, цвет волос и цвет его одежды можно было предположить, что он лепрекон.
Второй был бледен, цвета черного угля волосы и такого же цвета глаза, темно — синий фрак и такой же цилиндр, он мне напоминал доброго волшебника, теперь он не казался грозным, а наоборот. Оба выглядели моложе тридцати, примерно лет по двадцать семь.
— Не могу поверить своим глазам, — хором произнесли они.
— Как ты это сделала?! — миссис Генриетта явно обращалась ко мне.
— Сделала что? Оживила их? Вы думаете это я?
Она лишь пожала плечами, а призраки или уже люди осматривали друг друга.