Геранка появилась скоро, неся в руках косметичку. Она открыла небольшую баночку с темным густым кремом. Смешала его с чем-то, чтобы сделать еще темнее. Арин уселся на шероховатый, испещренный ямками рабочий стол, а служанка нанесла крем ему на шрам.

* * *

Кестрел закрыла дверь музыкальной комнаты. Рояль ждал ее. До того дня на рынке рабов — до встречи с Арином — этого ей хватило бы: ряд клавиш был будто прямая граница между двумя мирами.

Пальцы Кестрел извлекли из инструмента несколько нот и замерли. Девушка взглянула на экран. Она не слышала, чтобы звенели часы отца. Однако ровного времени сейчас не было.

Кестрел поставила нотные листы на пюпитр. Она перевернула несколько страниц, всмотрелась в первые строчки сонаты, которую выбрал император, и заставила себя медленно читать ноты, хотя уже выучила их.

Дуновение воздуха из открытого окна коснулось плеча Кестрел. Воздух был мягкий, бархатный, наполненный ароматами цветущих деревьев. Кестрел вспомнила, как играла для Арина. Это произошло только один раз, хотя ей казалось, что гораздо больше.

Ветер перебрал нотные листы, а затем сдул их на пол. Кестрел собралась было поднять их, но затем выпрямилась и непроизвольно взглянула в сторону двери, почему-то ожидая увидеть Арина.

Разумеется, она его не увидела. Сердце Кестрел пронзила ледяная игла. Откуда у нее только появилась такая глупая мысль, что Арин мог оказаться сейчас здесь? Дыхание девушки перехватило от боли при осознании этого.

Кестрел заставила себя снова усесться за рояль. Она вогнала ледяную иглу еще глубже в сердце, так что оно покрылось инеем. Кестрел представила, как лед разрастается, пока она не оказывается заключенной в холодной прозрачной скорлупе. Кестрел убрала руки с колен и стала играть сонату императора.

* * *

Кухарка настаивала, что с Арином должны пойти несколько слуг. Крем служанки смягчил очертания его шрама, но, если кто-то посмотрит на Арина внимательно, узнать его не составит труда.

— Мы пройдем по коридорам с тобой, — сказала кухарка. Любопытных придворных можно было отвлечь. Слуги будут прикрывать Арина, чтобы скрыть черты его лица.

Арин отказался.

— Хотя бы часть пути, — убеждал его еще кто-то из геранцев.

— Нет, — ответил Арин. — Подумайте о том, что сделает император, если узнает, что вы помогали мне незамеченным перемещаться по дворцу.

Геранцы дали Арину два ключа и позволили ему уйти одному.

* * *

Преодолев ступени, ведущие в другую часть дворца — другой мир, где воздух был свежим, — Арин стал передвигаться вдоль самых стен, так, чтобы левая сторона его лица была обращена к ним. В его руке раскачивалось ведро горячей мыльной воды. Пар влажно клубился у его запястья. Арин шел так быстро, как только мог себе позволить.

Арин помнил некоторые переходы, которые редко использовались; кроме того, слуги подсказали ему, в каких частях дворца сейчас было менее людно. Арин следовал их советам. Сердце чуть не выскочило у него из груди, когда он наткнулся на пару придворных, взлохмаченных и игриво настроенных, которые неожиданно появились из скрытой гобеленом ниши. Однако они охотно не обратили на него внимания.

При ходьбе тяжелые ключи в кармане с силой бились о бедро. У Арина могло не получиться застать Кестрел наедине или вообще найти ее. Он шел на невероятный риск. И все же Арин ускорил шаг, отмахнувшись от хитрого шепота в голове, называвшего его глупцом.

Перемирие. Перемирие, которое Кестрел передала ему у стен города. Оно спасло Арину жизнь. Почему Арин так долго сомневался, что именно Кестрел спасла его?

«Глупец», — снова проговорил голос.

Арин добрался до того крыла дворца, где жили император и его приближенные. Он достал из кармана один ключ и вошел внутрь.

* * *

Примерно в середине сонаты Кестрел остановилась. Она играла по памяти, поэтому, забыв одно место, она совершенно потерялась в музыкальных фразах. Это было на нее не похоже. Пульсирующая музыка стихла.

Раньше она бы разозлилась, но теперь приказы отдавала ледяная игла в ее сердце, и та велела Кестрел отметить место ошибки и продолжать. Девушка взяла ручку и подчинилась, подчеркивая забытый фрагмент. Затем она положила ручку обратно на пюпитр рядом с нотами и приготовилась снова играть.

Тут послышался звон часов ее отца.

Уголки губ Кестрел приподнялись.

Внезапно она поняла, что именно хочет сыграть для него. Генерал не поймет, что она играет лишь половину дуэта, но даже если поймет, то никогда не догадается, для кого предназначалась вторая половина, кто должен был петь. Кестрел снова подумала о том, как много хотела сказать своему отцу и как мало могла сказать в реальности.

Но она выразит свои чувства через музыку. Он услышит и, пусть и не поймет, что услышал, Кестрел будет казаться, будто она сказала ему все.