— О следующем годе мы будем беспокоиться тогда, когда до этого дойдет, — ответил Тенсен. Он прищурился и посмотрел в небо. Начинался снег. — Арин пытался выведать у меня, кто предоставил мне информацию о несчастном Тринне.

Сердце Кестрел подскочило.

— Что вы ему сказали? Вы не можете назвать ему мое имя. Вы обещали.

— Не беспокойтесь. Мы оба знаем, когда ложь бывает необходима. Я не открою ему вашу тайну. Я настоял на анонимности моего информатора. Назвал его Молью. Вас, надеюсь, это не обижает? Что я назвал вас мелким домашним вредителем?

Уголки губ Кестрел приподнялись.

— Я не против, быть молью. Я бы тотчас начала есть шелк, если бы это означало, что я смогу летать.

* * *

Манжет рукава вконец обтрепался. Арин убрал рубашку в сундук и снял с пояса кинжал, легкость которого заставляла его чувствовать себя неловко. Ему не нравилось иметь при себе кинжал Кестрел. Но ему также не хотелось убирать его в сундук или оставлять здесь. Он снова оглянулся на свой багаж. На самом верху лежала распускающаяся рубашка.

Отложив кинжал, Арин снова взял рубашку и начал вытягивать нитку, как из паутины. Он намотал ее на палец, перекрывая циркуляцию крови, и резко дернул, обрывая, а затем уставился на нее.

Мысль о том, что всего одна ниточка могла помочь Герану, была безумием. Но Арин покинул свои покои, разыскал Делию и попросил ее о катушках разноцветных нитей.

* * *

— От тебя пахнет рыбой, — сказал Арин Тенсену, когда министр вошел в покои.

— Наверное, от туфель. Я на что-то наступил. — Тенсен поднял взгляд от пола и увидел закрытый и перевязанный ремнями сундук, ожидающий у двери. — Арин, ты меня покидаешь?

— От меня здесь нет никакой пользы.

— Ты думаешь, в Геране от тебя будет пользы больше? Не хочу показаться грубым, но ты наверняка уже понял, что обязанности губернатора заключаются в том, чтобы давать императору то, что он хочет. Твоя кузина в твое отсутствие прекрасно справляется.

— Я поеду не в Геран, а на восток.

Тенсен моргнул и, нахмурившись, провел рукой по сундуку и потянул за ремни.

— Что тебе там могло понадобиться?

— Союзники.

— Восток ни с кем не заключает союзов. Восток — это восток. Они не любят чужеземцев.

— Я не спрашиваю твоего совета.

— Я вижу. Потому что, если бы спрашивал, то я напомнил бы тебе, что люди, которые отправляются в ту страну, редко возвращаются, а те, кому это удается, становятся другими.

— Перемены пойдут мне на пользу.

Тенсен внимательно на него посмотрел.

— Тебя всю ночь не было. Хотел бы я знать, что вдохновило тебя на такое решение.

— Тенсен, мы на войне. Давай смотреть фактам в лицо. Геран должен освободиться от империи, но мы ей не ровня. А вот восток — возможно.

— Чужестранцам запрещается въезжать в Дакру.

— Я не обычный чужестранец.

Тенсен собрал руки лодочкой, а затем развел их, будто рассыпая по полу семена. Таким жестом геранцы выражали скептицизм.

— Не сомневайся во мне, — сказал Арин.

— Я сомневаюсь не в тебе, а в твоей идее. Она небезопасна.

— Ничто небезопасно. Оставаться здесь небезопасно. А возвращаться домой бесполезно. Когда мы только приехали сюда, ты спросил, что я выберу: себя или свою страну.

— Верно, — медленно ответил Тенсен. — Было такое.

— Вот мой выбор.

— Легко сделать подобный выбор, когда ты на самом деле не знаешь, чего он будет тебе стоить.

— Легко это или сложно, не имеет значения. Важно то, что это мой выбор.

Тенсен поджал губы. Кожа под его подбородком собралась аккуратными складками. Внезапно он встретился взглядом с Арином и снял с пальца золотое кольцо.

— Возьми его.

— Я не могу.

— Я хочу, чтобы ты взял его.

— Оно принадлежало твоему внуку.

— Поэтому я отдаю его тебе.

— Тенсен. Нет.

— Мне нельзя за тебя беспокоиться? — Тенсен не смотрел на кольцо в протянутой руке. Его глаза не отрывались от Арина. — Ты отправишься на восток, что бы я ни сказал. Если ты не послушаешься моего совета, то, по крайней мере, окажи старику честь и прими его дар.

Арин неохотно взял кольцо. Оно наделось на его мизинец.

— Итак, в путь.

Тенсен с намеренной легкостью похлопал ладонью по перевязанному ремнями сундуку, одновременно скрывая свои эмоции и выказывая их: попытка скрыть их свидетельствовала о наплыве чувств. Он больше не смотрел на Арина, и Арин пожалел, что взял кольцо. Оно заставило его вспомнить об изумруде матери. Заставило задуматься, что больнее: отдать что-то дорогое сердцу или видеть, как это что-то у тебя забирают. Вспышкой, которой Арин хотел бы воспротивиться, он вспомнил Кестрел в таверне и то, как побелели ее губы, когда он обвинил ее. Она казалась обеспокоенной. Загнанной в ловушку.