— Из-за вас я выкрасила наш фонтан в розовый цвет, — сказала Кестрел инженеру.

— В самом деле?

— Я хотела, чтобы он стал красным, но мне не хватило краски. — Кестрел прижала палец к завитку, вырезанному на ее бокале, и произнесла: — Почему вы тогда были в Геране? Вы там жили?

— Нет, я разрабатывала городской водопровод. Геранская система подачи воды была слишком примитивной.

— Вы недавно посещали Геран?

— Нет, — ответила Элинор, но отвела взгляд. — Зачем бы мне понадобилось туда ехать?

— О, я не знаю. Наверное, мне просто жаль, что вы давно там не были, и мы не можем поговорить об этом месте. Иногда я тоскую по Герану.

Элинор нахмурилась.

— Геран — колония. Ваш дом здесь.

— Геран был колонией. Сейчас это независимая территория.

— Милостью императора.

Осторожно и беспомощно, как человек, который тянется за чем-то утраченным, что, тем не менее, всегда было рядом, Кестрел сказала:

— Я тоскую по птицам, которые поют там в эту пору года. Они носили в своих клювах травинки и строили гнезда под стрехами крыш. Я скучаю по мерцающему свету конных троп.

Инженер смотрела на нее с неодобрением, но Кестрел было все равно. Она обращалась к Арину, которого здесь не было, и к Джесс, которая не хотела ее слушать, и к Ронану, который собирался уехать, и к отцу, с которым когда-то разделяла дом. Кестрел обращалась и к южной рабыне, которая родилась в столице, здесь же была продана в рабство и выросла, никогда не знавшая своего дома и, кроме всего прочего, лишенная и тоски по родине.

— В апельсиновой роще был холм, — говорила Кестрел. — Когда я была маленькая, то лежала на нем летом и смотрела на висевшие на деревьях плоды, напоминающие праздничные фонарики. А потом я выросла и сама могла ходить на праздничные вечера, и мы с друзьями не ложились спать даже тогда, когда гасли и светлячки.

— Как мило, — холодно произнесла Элинор.

— Геран — красивая страна.

— Проблема никогда не заключалась в самом Геране. Дело в геранцах. — А затем, будто ни одна из них не заметила появившуюся между ними после этих слов огромную расщелину, Элинор произнесла: — Попробуйте ягоды, миледи. Они очень сладкие.

* * *

Когда генерал поправился достаточно, чтобы быть в состоянии покинуть свои комнаты, император настоял на празднестве. На искусственном пруду Весеннего сада разыграли морское сражение. Две лодки, раскрашенные на манер военных кораблей и нагруженные придворными, обменивались зарядами фейерверков.

— Тебе не нравится? — спросил император, видя, что генерал молчит, пока остальные аплодируют.

— Фейерверки — напрасная трата черного пороха.

— У Валории его более чем достаточно. Нашим врагам никогда не удастся устоять перед нашими пушками. Наши запасы черного пороха огромны.

— У любого источника есть пределы.

— В столице он постоянно ведет себя подобным образом, — с весельем в голосе сказал император Кестрел. — Доволен он бывает только на поле битвы.

Кестрел хотела сказать, что ее отец был счастлив в Геране, дома. Однако на самом деле он редко бывал на вилле, и девушка ни разу не посмела спросить его о счастье.

Генерал изменил позу в своем кованом железном кресле. Кестрел видела, что дорога в сад утомила его. Хотя придворные лекари каждый день использовали при перевязке все меньше бинтов, его рана закрылась еще не полностью.

— Где Верекс?

Кестрел хотелось бы, чтобы принц был здесь.

Император пожал плечами.

Фейерверк разлетелся дождем золотых искр, осветив собравшуюся вокруг пруда толпу. Блики упали на лица Риши и Верекса, которые сидели рядом на противоположном берегу.

Император тоже их увидел. Кестрел уже научилась понимать, что, когда он злился, его гнев сворачивался плотными кольцами. Могло показаться, что его ярость дремлет, однако, в конце концов, пружина неизменно выстреливала.

— Я слышал, что вы нанесли визит моему водному инженеру, — сказал он, обращаясь к Кестрел.

Прогремел еще один залп фейерверка. Грохот, казалось, отдался у Кестрел в груди. Император смотрел на нее так же, как только что на своего сына: ему не нравилось то, что он видел.

Кестрел сказала:

— Я подумала, что, возможно, мне удастся убедить ее вернуться на восток с моим отцом.

Лицо императора осветило новым взрывом.

— Это решать мне.

— Всего лишь идея. В конце концов, я об этом так и не упомянула.

— Элинор рассказала мне, что ваша беседа все равно была занимательной.

В воздухе сильно пахло серой. Дым опалил легкие Кестрел. По угрозе в голосе императора она поняла, что затронула своими расспросами тайну, касающуюся женщины-инженера.