Однако тут его несколько неожиданно прервал повернувшийся к нему грум, лицо которого вдруг стало рассерженным; он заявил с резким акцентом кокни [7] :

– Заткнулся бы ты, малец! Он – лучший наездник во всей стране, верно тебе говорю, причем я вовсе не позабыл и сэра Джона Лейда! Из нынешних господ ему никто и в подметки не годится. В упряжке у нас – чистокровные гнедые, которые ходят как шелковые, а если никто из коренников не растянул себе сухожилие, так твоей вины в том нет!

Джентльмен в коляске негромко рассмеялся.

– Верно подмечено, Генри, как, впрочем, и то, что ты по-прежнему заставляешь меня ждать.

– Видит бог, хозяин, уже бегу! – поторопился ответить грум, забираясь на облучок.

Перегрин, немного придя в себя после сокрушительной отповеди слуги, процедил сквозь зубы:

– Мы еще встретимся, сэр, обещаю вам!

– В самом деле? – отозвался джентльмен в коляске. – Надеюсь, вы ошибаетесь.

Казалось, экипаж буквально прыгнул вперед, а еще через минуту и вовсе скрылся из глаз.

– Это чудовищно! – в сердцах воскликнула Джудит. – Просто неслыханно!

Для того, кто привык к ночной тиши сельской местности, заснуть в гостинице «Георг» в Грантеме накануне боя было решительно невозможно. Звуки шумного застолья долетали в спальню мисс Тавернер из обеденной залы внизу чуть ли не до самого рассвета; спала она урывками, вновь и вновь просыпаясь от раскатов громкого смеха на первом этаже, либо голосов на улице у себя под окном, либо же поспешных шагов под дверью. Только после двух часов ночи гуляки постепенно угомонились, и она забылась тревожным сном, нарушил который тройной рев рога, прозвучавший в двадцать три минуты восьмого утра.

Мисс Тавернер испуганно села в постели.

– Господи милосердный, что еще на этот раз?

Ее горничная, тоже разбуженная внезапной суетой, выскользнула из раскладной кровати и подбежала к окну, опасливо глядя на улицу в щелочку между занавесками. Своей госпоже она сообщила, что это всего лишь прибыл почтовый дилижанс из Эдинбурга, после чего задержалась у окна еще немного, сдавленно хихикая при виде сонных пассажиров в ночных колпаках, выходящих из него, чтобы позавтракать в гостинице. Мисс Тавернер, которую эти новости ничуть не заинтересовали, откинулась было обратно на подушки, но вскоре обнаружила, что недолгое ночное затишье закончилось. Гостиница пробудилась окончательно, и внизу уже начиналась дневная суета. Очень скоро девушка, отказавшись от безуспешных попыток вновь заснуть, встала.

Около девяти утра в дверь ее спальни постучал Перегрин. Ей лучше поскорее сойти к завтраку; ему настоятельно советовали выехать в Тислтон-Гэп пораньше, если он хочет занять хорошее место, так что он попросту не может терять времени.

Она сошла вместе с ним в обеденный зал. Там было всего несколько гостей, поскольку пассажиры почтового дилижанса из Эдинбурга уже благополучно отправились в путь на юг, а поклонники спорта, что так шумно кутили здесь минувшей ночью, очевидно, предпочитали завтракать, уединившись в собственных комнатах.

Как она и предполагала, давеча вечером Перегрин недурно погулял в компании. Он свел знакомство с несколькими славными молодыми людьми, имена которых, правда, затруднился бы вспомнить, и раздавил с ними бутылочку. Разговор шел о предстоящем бое, да и сейчас ее брат не мог говорить ни о чем ином. Сам он будет болеть за чемпиона: Джудит наверняка помнит, что его тренировал капитан Барклай [8] из… из… из Ури или какого-нибудь другого местечка со столь же заковыристым названием, но это неважно. Во всяком случае, именно он придумал и организовал соревнования по спортивной ходьбе – она наверняка слышала о нем. Говорят, он заставил Крибба сбросить вес до тринадцати стоунов [9] шести фунтов. Крибб пребывает в отличной форме; насчет Мавра сказать ничего нельзя, хотя тот вроде и моложе Крибба на четыре года. А чемпиону должно исполниться уже тридцать. Перегрин болтал без умолку, пока Джудит расправлялась с завтраком, по мере необходимости вставляя «да» или «нет».

Он не терзался угрызениями совести оттого, что оставляет ее одну на все утро: город опустеет, и она вполне может прогуляться пешком, не нарушая приличий; можно даже не брать с собой горничную.

Вскоре после завтрака он умчался, сунув в один карман сверток с бутербродами, а в другой – бутылку. Дорогу нашел без труда: для этого достаточно было двигаться в общем потоке, растянувшемся на добрых восемь миль. Все дружно направлялись в Тислтон-Гэп, воспользовавшись для этой цели всевозможными средствами передвижения, начиная от громоздких и неуклюжих карет и заканчивая фермерскими телегами. Те же, кому не удалось вымолить или купить местечко в экипаже, шли пешком.

В силу обстоятельств процессия двигалась медленно, но вот наконец вдали показалось место боя – скошенное поле неподалеку от Краун-Пойнт. Похоже, оно уже до отказа заполнено зрителями. В самой его середине несколько человек в поте лица возводили двадцатипятифутовый помост.

Перегрину указали участок, где выстроились экипажи благородных господ, и он постарался занять место как можно ближе к рингу. До начала боя оставалось еще некоторое время, но ничто не могло испортить ему настроения, и он с интересом принялся наблюдать за постоянно увеличивающейся толпой. Сперва компания выглядела грубоватой, однако ближе к полудню количество карет превысило число телег. Единственным, что омрачало радость Перегрина, было отсутствие знакомых среди состоятельных спортивных болельщиков, окружавших его со всех сторон, непритязательный вид нанятой им двуколки да наличие у его собственного пальто всего лишь трех пелерин. Эти неприятности омрачали ему удовольствие, но он тут же забыл о них, когда кто-то рядом с ним воскликнул: