– Ясно, не настаиваем. Тогда предоставьте нам ваши сабли!

Простодушный кузнец, вытаращив глаза свои, с немалым восхищением глядел на образованного приятеля, отнюдь не подозревая за ним таких знаний. Но в Нежинске была неплохая библиотека… И Николя с малолетства относился к категории самых преданных её читателей, нахватавшись всего и всякого в сочинениях господ французов, чья изящная, хоть и несколько затянутая манера повествования изобиловала довольно-таки детальным описанием дуэлей благородных людей. Почему же не применить эти правила к неблагородным чертям?

– Чтоб мне с моста башкой в реку пьяному зимой свалиться, из проруби выбраться та ещё и в сугробе уснуть, – пробормотал Байстрюк, крутя ус. – Ежели я хоть шо понял, но звучит же! Ей-ей, звучит-то как! Бери шаблюку мою, я его и без оружия не убоюся…

– Пся крев, если я хоть на миг позволил бы наглому запорожцу взять верх в храбрости над польским паном, хоть бы тот пан и был самый безродный шляхтич от Катовице до Гданьска и от Варшавы до Кракова! – в свою очередь призадумался Смолюх, кусая тонкие губы. – Что надлежит сделать, мой юный друг? Вы хотите сравнить наши сабли? О, черна курва, это справедливо!

В руки Николя легли две сабли. Польская карабела длиннее и тяжелее, ни малейшего сомнения в том, что уж если удар придётся в цель, то мало никому не покажется. В опытных руках такая сабля и быка напополам развалит.

Запорожский клинок был более изогнут, лёгок и остёр как бритва. Казалось, что и в руках его держать опасно, а уж махать им и вовсе страшное дело – либо ногу себе же отрубишь, либо уши. Таким образом, каждое оружие содержало в себе как плюсы, так и минусы, а посему оба клинка были признаны равными. Не по параметрам, разумеется, но согласитесь, абсолютно честные дуэли невозможны по самому факту.

– Что ж, если примирение сторон не состоялось, то прошу вас к барьеру!

Вообще-то к барьеру обычно становятся с пистолетами, но черти, воодушевлённые взаимной обязанностью соблюдать некоторое подобие правил, всё поняли верно и встали на расстоянии двух шагов друг от друга с обнажёнными саблями в правой руке, левая за спиной, и выставив носок правой ноги вперёд.

– Та бийтись вже, а то стоят, як две знатные панночки у церкви на Пасху! От гуторять и гуторять, глазами лупают, а сами тока и ждут, як бы подруге в космы вцепиться! Ну шо ж, уже бы и начали. Ты дай ему леща, а ты ему плюху! Гоп, гоп, пишлы, пишлы, панове-е…

Неслабо охреневшие от такой малодопустимой фамильярности из уст простого кузнеца, два чёрта заломили шапки, сдвинули брови и бросились в атаку, крутя саблями над головой. Мёртвые польские гусары, ни во что не вмешиваясь, притушили свет своих глазниц, встав в сторонке и скрестив руки на груди. Николя и Вакула, наоборот, хлопали в ладоши, свистели, подбадривая каждый «своего». Парни явно увлеклись, даже забыв, где находятся и ради чего они сюда пришли.

– В лоб ему вломи, поганому католику! Та шоб моему отцу черти в пекле бороду опалили, ежели запорожская нечисть хоть в чём варшавской попустит! Гаси его! Гаси, а то ще и от меня у пятак словишь!

– Смолюх, ух! Не робей! Байстрюку рога забрей!

– Это шо?.. Не зразумив. Вы за кого болеете? За того ляха?! От то ж и фокус…

– Почему нет? Болеть за одного и того же неинтересно.

– То ж не патриотично?

– Бывает.

– И то верно. Байстрюк, шо ты як баба на сносях?! Забий вже его!

Ну, по совести говоря, наверное, дуэлянты их даже не слышали. Лёгкая перебранка молодых людей таяла втуне, покуда черти искренне, истово и рьяно гвоздили друг дружку. Сабли так и мелькали в горячем воздухе, высекая оранжевые и голубые искры. Судить, кто был лучше, просто не представлялось возможности. Оба были невероятно быстры, ловки, хитры, увёртливы и дрались как черти! Уж простите, Христа ради, за масло масляное, соль солёную, мясо мясное, жир жирный, а мёд медовый.

Противники традиционно не были равны. Байстрюк тяжелее, старше, опытнее, и его скорость владения острейшей турецкой саблей прямо-таки завораживала. Польский шляхтич держал спинку прямо, двигался танцевально, не сгибая ног в коленях, словно циркуль юного геометра, а удары наносил размашистые, от плеча. Запорожец, наоборот, вертелся ужом, выписывая клинком невероятные финты, восьмёрки и знаки бесконечности, нападая со всех сторон и отплясывая вокруг своего противника, словно парубок вокруг дивчины на вечёрках.

Даже неопытному зрителю было видно, что Смолюх привык биться в тяжёлой кирасе против такого же пана рыцаря, а наш козачина выходил в бой в одних шароварах, голый по пояс и защищаемый собственной саблей лучше любого доспеха.

– Ох и славно же рубятся, право слово! Шоб нам с вами, паныч, довелось вот так же лихо горилку пить, як они рубятся!

– Согласен. Очень разные техники фехтования, стойки, стили, и даже жаль, что нет возможности чуток зарисовать всё это дело.

– Та легко! Вернёмся до хаты, я ж вам их в один миг намалюю.