— Мне хочется горькой редьки, — заявил Дубровинский. — Владимиру Ильичу она порядком надоела, а я к ней должен привыкать.

— Браво, Иосиф Федорович! — хлопнул в ладоши Ленин. — Но в таком случае из солидарности я обязан составить вам компанию.

— Ну-у, — разочарованно протянула Крупская, — а я-то старалась! Даже как-то неловко теперь мне брать для себя не только устрицы, а самую обыкновенную ветчину. Разве уж маленький-маленький кусочек. — Она сделала вид, будто аппетитно закусывает. — А теперь я наливаю суп. Вполне реальный. Он с мясом, но без мяса. Потому что мясо из супа будет вам подано на второе, а с учетом мысленно съеденной закуски — на третье. Четвертым будут макароны с маслом, если вы не потребуете присоединить их как гарнир ко второму, которое третье. И наконец, на пятое я предлагаю простоквашу с корицей и сахаром. Итак, милости просим, кушайте и нахваливайте!

— Прекрасно! — отозвался Владимир Ильич, приступая к еде. Суп ему и в самом деле понравился. Особенно после долгой прогулки на свежем воздухе.

— Очень вкусно, — подтвердил и Дубровинский.

Надежда Константиновна загадочно улыбнулась. Но, убедившись в том, что в словах Владимира Ильича и Дубровинского нет никакого лукавства, что их похвалы совершенно искренни, она открылась:

— А знаете, незадолго до вас заходил Александр Александрович. Я пригласила остаться на обед, разговор происходил на кухне, и надо же было видеть выражение его лица, когда он понял, что его ожидает! Он сказал: «Извините, Надежда Константиновна, но у нас дома Наталья Богдановна тоже готовит обед». А я не стерпела намека, договорила: «…и он, конечно, как всегда, лучше вашего!» Александр Александрович расфыркался и убежал, потому что я зацепила его под ребро. Он ведь любит поесть изысканно.

— Да, такую слабость за ним я еще в Куоккала замечал, — сказал Дубровинский. — А я, например, в этих самых разносолах ничего не смыслю.

— Что же касается меня, так после тюрьмы только Надюша с Елизаветой Васильевной и поставили меня на ноги, — добавил Ленин. — Ем теперь лишь то, что они прикажут. А это всегда бывает вкусно. Но чего ради, Надюша, приходил Богданов?

— Ответ из Вены от Троцкого получил, — сказала Крупская. — Сотрудничать в «Пролетарии» не желает. Ссылается на чрезмерную занятость другими делами.

Ленин тихонько опустил ложку. Сощурясь, весело поглядел на Дубровинского.

— Вы не находите, Иосиф Федорович, что это, пожалуй, и хорошо, когда Троцкий занят другими делами?

— Вполне согласен с вами. Обойти его приглашением было нельзя, а иметь такого сотрудника было бы и того хуже.

— «Внефракционный эсдек». Однако чурающийся большевиков и подпевающий при каждом случае меньшевикам! — уже сердито проговорил Ленин. — Продаст — недорого возьмет! Других новостей Александр Александрович не принес?

— Он был вообще в дурном настроении, — ответила Крупская, распределяя по тарелкам второе и выбирая для гостя кусочек получше. — Вскользь бросил колючее словечко насчет того, что ты, Володя, приписываешь ему в философии Маха и Авенариуса, тогда как он Богданов и только Богданов. Он, дескать, никого не повторяет, а создает свою собственную марксистскую философию.

— Если философия «собственная, богдановская», значит, это уже опровержение, ревизия марксистской философии, — заметил Дубровинский.

— Примерно так и я сказала Александру Александровичу, от чего настроение у него испортилось еще больше, — отозвалась Крупская. — Володя, я кладу тебе с хрящиком. Это полезно.

— Спасибо, Надюша! Мне уже приходилось объявлять философу Богданову «иду на вы», когда только что появился его «Эмпириомонизм». Но это была легкая дуэль на шпагах, как любит называть наши споры Александр Александрович. Теперь я буду стрелять из пушек. Вероятно, получится объемистая работа, у меня постепенно накапливаются черновые наброски, и это будут «критические заметки об одной реакционной философии». Определением «реакционной» я сразу вышибаю опору из-под ног у тех, кто хотел бы себя и Маха прилепить к Марксу и Энгельсу. А в целом книга, очевидно, получит название «Материализм и эмпириокритицизм». Название всегда должно быть строгое и точное… — Он что-то поискал глазами на столе, и, догадавшись, без слов Надежда Константиновна придвинула ему баночку с горчицей. — Спасибо, Надюша! Люблю эту приправу к вареному мясу. Да, о Богданове! Хорошо, если бы мамочка с Маняшей разыскали в Питере мое «объяснение в любви» Александру Александровичу. Сам не знаю, куда девались эти тетрадки. Они очень бы мне пригодились. Вижу, без большой драки не обойтись!

— Александр Александрович еще пригрозил, — сказала Крупская, — ну, в общем, не пригрозил, а заявил достаточно зло, что, если ты, Володя, вздумаешь связывать его философские взгляды с партийной деятельностью, он привлечет тебя к партийному суду!

— Браво! Сейчас я всеми силами стараюсь этого не связывать. Но мера терпения есть всему! Готов предстать и перед судом. Не зря ли только Александр Александрович мечтает об этом?

— Мечтает, наверно, найти судьей какого-нибудь Шемяку, — проговорил Дубровинский.

— Гм, гм! Так я и соглашусь на кого попало! — воскликнул Ленин. — Шемяку… А впрочем, как раз Шемяку бы и хорошо. Ведь в роли бедного брата оказываюсь я! Вы знаете сказочку о Шемяке, Иосиф Федорович?

— Нетвердо. Знаю, что «Шемякин суд» — несправедливый суд.

— Совершенно верно, — подтвердил Ленин. — Но, как всегда, в народных сказках есть особая изюминка. Хотите, расскажу? Жили-были два брата, богатый и бедный. Бедняк попросил у богача взаймы лошадь куда-то там съездить. Богач лошадь дал, но без хомута. Что делать? Бедняк привязал сани к хвосту лошади и поехал. А подворотню вынуть забыл. Сани уперлись, он стегнул кнутом, лошадь скакнула и хвост начисто оторвала. Богач бедного — в суд. К прославленному Шемяке. Едут вдвоем, остановились переночевать у попа. Бедняк ночью с полатей возьми да и свались прямо на колыбельку с ребенком. Задавил малыша. Поп в ярости. Теперь уже втроем едут к Шемяке. Бедняк в отчаянии, кругом виноват. И на въезде в город решил покончить с собой, спрыгнул с моста, чтобы разбиться об лед. А в это время понизу ехал парень и вез покойника старика, который только что у него прямо на санях скончался.