– Ну, не прикидывайтесь. Лучше гостей принимайте. Их вы хотели видеть?

Муса хотел нас видеть? Интересно, интересно...

Бывший босс мафии открыл глаза, рывком сел на своей лежанке. И улыбнулся.

– Не всех, - сказал он обычным голосом, словно и не было ночного штурма его поместья, и это не он низвергнулся со сверкающих вершин своего положения в бетонный сыроватый подвал.
– Только Глеба Сергеевича. И по возможности поговорить с ним наедине. Будет ли это мне позволено?

Хромов пожал плечами.

– Ну, если он сам не против... Как вы?

Я ничего против не имел. Было интересно, о чем же хочет поговорить со мной Муса. А кроме того, он спрятал где-то блоки от нашей установки.

– Тогда оставьте нас, - уже не попросил, а почти велел мафиози.

Я подмигнул Насте и Стасу.

– Ничего, ребята, все будет в порядке. Покурите пока с военными.

С некоторой заминкой они вышли из камеры. Хромов задержался.

– Сколько вам требуется времени?

Муса посмотрел на меня, словно что-то оценивая.

– Я думаю, получаса вполне хватит.

Дверь за полковником со скрипом закрылась. Муса прошелся по камере, сделал приглашающий жест.

– Присаживайтесь. В ногах, как известно, правды нет. Разговор нам предстоит тяжелый. Хотя... Не знаю еще, как вы отнесетесь к моему предложению.

Я молча сел на лежак. Больше мебели здесь не было.

– Видите, как быстро все меняется, - начал бандит.
– Совсем недавно вы были у меня в гостях, а теперь - я у вас. Впрочем, это кокетство, не обращайте внимания. Вы не были гостем в моем доме, и здесь не хозяин. В некотором смысле положение наше уравнялось. С той лишь разницей, что вам здешние хозяева доверяют чуть больше, чем мне.

Он был по-прежнему цветист в выражениях и немного актерствовал. Может быть, сейчас это помогало ему поддерживать душевное равновесие в непривычной обстановке. Сознавал ведь, что будущего для него больше не существует. Остался только нынешний день.

– Вот на этой малой разнице наших статусов я и хотел бы сыграть. Попробуйте понять. Для меня теперь все кончено. Никто и ничто не поможет. Смерть - только вопрос времени. И степени мучительности. Эти военные так просто умереть не дадут. Есть многое, что им хотелось бы знать. А спрашивать они умеют. Я не боюсь пыток. Но существует такая боль, которую ни один человек выдержать не может. И начинает говорить. Можно, конечно, выложить все и этим заслужить легкую смерть. Не получится. Во-первых, они не поверят, что это действительно все, а во-вторых, кое-что я рассказывать им не хотел бы. Вы понимаете меня?

До сих пор я его действительно понимал. Но вот к чему он вел?

– Я надеюсь уйти из жизни просто. Правда, эту простоту надо подготовить. Хочу, чтобы вы помогли. Не спешите возражать! - Муса предупреждающе поднял ладонь. Он все так же прохаживался передо мной по камере, сосредоточено морща лоб.
– Дослушайте до конца! Итак, я рассказал, чего хочу. Теперь, что у меня есть для этого. Козырей немного, но они имеются. Ну, главное - части установки из вашего Центра. Не знаю, что меня толкнуло приказать кое-что изъять и спрятать. Где это хранится - знаю сейчас только я. Могу рассказать и показать. Вы резонно заметите, что военные легко добудут у меня сведения и никакой доброй воли с моей стороны не потребуется. Хорошо, это так. Но вот вас лично я могу заинтересовать сообщением о том, что в тайнике хранится еще и довольно крупная сумма в валюте и драгоценностях. Зачем отдавать ее полковникам и генералам? Они после переворота и так все будут иметь. Если поможете, то это достанется вам. Интересно?

Я спокойно кивнул.

– Продолжайте. Ведь это не все?

– Остается последнее, самое слабое. И одновременно, может быть, самое сильное. Согласитесь, я не причинил вреда ни вам лично, ни вашим друзьям, относился с подобающим уважением. Меня вы тоже в какой-то степени уважаете. Как мужчину, как сильную личность, наконец. Звучит несколько смешно в этих стенах, правда? Так вот, помогите мне умереть достойно из уважения, не дайте им замучить меня. Никакого вреда от этого не будет никому. Стратегических секретов я не знаю, а деньги... Пусть что-то останется и моим детям, не все получат эти... Я ведь догадываюсь, что они сделали с моим домом. Разграбили, уничтожили, как последние мародеры.

Мне вспомнилось: так же обозвал военных и Стас. Довольно точное определение, какими бы резонами это мародерство ни объяснялось. Муса действительно был мужественным человеком, и его мужество заслуживало уважения. Он умел проигрывать. Деньги, побрякушки из тайника меня нимало не привлекали. Все равно, кому они достанутся. Легко придут, легко уйдут. А вот в последней просьбе он не ошибся. Если наш разговор не был блефом, мне следовало помочь ему. Как мужчина мужчине. Мы живем в жестоком мире, и окончательно превращаться в зверей не стоит.

В общем, я согласился. Договорились, что для Хромова это будет выглядеть так, будто мне удалось уговорить Мусу добровольно отдать нам снятые блоки установки. Но с условием, что на место я обязательно должен буду поехать вместе со всеми. Вот такое желание у мафиозо появилось, прихоть, блажь. Военные должны были дать согласие на подобную мелочь. Ну, а там будем действовать по обстоятельствам, искать возможность.

Я выглянул в коридор, позвал Хромова, который вместе со всеми от камеры далеко не ушел, покуривал метрах в десяти. Боялся, что Муса меня скрутит и станет прорываться на волю? Или не надеялся на меня?