Шрифт:
— А почему ты думаешь, что это заказуха?
— Ну, помимо того, что стрелок забрал свои гильзы, он, скорее всего, пользовался двадцать вторым или двадцать пятым калибром с глушителем. Профи любят небольшой калибр, потому что пуля рикошетит внутри черепной коробки. А тебе кто сказал о стрельбе, Дэйв?
— Так, шепнули на ухо.
— Кто именно?
— Да может, тот же самый парень, что звонил насчет стрельбы. Он сказал, что стрелок был одет в красную ветровку, бейсболку «Балтимор Ориолс» и джинсы, заправленные в замшевые сапоги. Он сказал, что Голайтли называл его Карузо.
— В кондоминиуме Голайтли мы уже побывали. Сосед говорит, что какой-то парень, очень напоминающий Клета Персела, ошивался около кондоминиума прошлой ночью. Парни, что вы там задумали?
— Да ничего особенного. Здесь, на Байю-Тек, жизнь ну очень уж скучна.
— А вот я думаю, что ты врешь.
— Ты хороший человек, но никогда больше не говори со мной в этом тоне, — ответил я.
— Ты скрываешь информацию об убийстве, — заметил он.
— Ты когда-нибудь слышал о наемнике по имени Карузо?
— Нет. А если я не слышал, то и никто здесь не слышал.
— Может, в городе новый игрок?
— Иногда, когда люди едва не лишаются жизни, они начинают думать, что не должны следовать тем правилам, которым подчиняемся все мы. Передай эти слова Перселу.
— Он лучший коп из всех, когда-либо служивших в полиции Нового Орлеана.
— Ага, был, пока не пришил федерального свидетеля и не свалил из страны вместо того, чтобы ответить за свой поступок.
Я повесил трубку. К полудню мои полставки закончились. Я отправился домой пешком под навесом из ветвей черных дубов, образующих арку над Ист-Мэйн. Золотое сияние солнца пробивалось сквозь листву, ветер гонял испанский мох, а осеннее небо Луизианы было столь тугим и идеально голубым, что напоминало выгнутую керамическую чашу. Молли была у себя в офисе у байю, где она работала в благотворительной организации, помогающей рыбакам и мелким фермерам восстановить свои дома и свой бизнес. Алафер занималась вычиткой макета своей первой новеллы, сидя за нашим столиком для пикников из красного дерева на заднем дворе, а Треножка и Снаггс сидели, как статуэтки-книгодержатели, по противоположным краям стола. Я приготовил сэндвичи с ветчиной и луком, кувшин чая со льдом и сел рядом с ней.
— Тебя Пьер Дюпре нашел? — спросила она.
— Он что, звонил?
— Нет, заходил минут тридцать назад.
— И что ему было нужно? — спросил я.
— Он не сказал. Кажется, он куда-то торопился.
— Дюпре принадлежит здание в Новом Орлеане, где раньше располагалась штаб-квартира Дидони Джиакано. В том здании был сейф, где находилась старая долговая расписка Клета по карточной игре. Клет Персел уплатил долг, но парочка недоумков наложила лапу на расписку и попыталась забрать у него офис и квартиру. Ты что-нибудь знаешь о Дюпре?
— Встречала его на паре вечеринок. Вроде приятный парень, — ответила Алафер. Она откусила сэндвич и старалась не смотреть мне в глаза.
— Продолжай, — сказал я.
— Как художник он пользуется большим коммерческим успехом. Я же думаю, что он скорее продавец, нежели художник, но в этом нет ничего плохого.
— Нет?
— Ему принадлежит рекламное агентство, Дэйв. Этим он зарабатывает себе на жизнь. Не всем же нам быть Винсентами ван Гогами.
— Скажи мне, когда ты впервые написала строчку лжи в своем романе?
Дочь невозмутимо сделала глоток чая со льдом, ветер ворошил страницы ее новеллы.
— Ответ в том, что ты не написала ни единой лживой строчки, — ответил я себе.
У нее была чистая кожа, скорее темная, чем светлая, иссиня-черные волосы, как у индейца, а черты лица и блеск глаз просто прекрасны. Мужчинам было трудно не смотреть в ее сторону, даже когда их сопровождали жены. Я с трудом мог поверить в то, что это та самая маленькая девочка из Эль-Сальвадора, которую я вытащил из затонувшего самолета, разбившегося у Юго-Восточного пролива.
— А вот и Пьер Дюпре собственной персоной, — сказала она.
Желтый, как канарейка, «Хаммер» с огромной хромированной решеткой радиатора подъехал к дому. Через затемненные окна я видел, как водитель говорит с кем-то по мобильному и играет с чем-то на приборной панели. Я вышел из-под навеса и подошел к окну со стороны водителя. У Пьера Дюпре были густые черные волосы, блестевшие, как воронье крыло. Ростом он был не ниже двух метров, и лицо его было бы красивым, если бы не размер зубов. Они были слишком крупны для его рта и в комбинации с его габаритами создавали впечатление, что, несмотря на костюмы, сшитые по специальному заказу, и хорошие манеры, его тело едва сдерживало скрытые физические аппетиты, энергию и порывы, о которых остальные могли только догадываться.
— Простите, что разминулся с вами ранее, мистер Робишо, — сказал он через окно.
— Заходите, — ответил я.
Дюпре бросил в рот мятный леденец и обратился ко мне:
— Я опаздываю, но хотел бы поговорить о мистере Перселе. Он звонил мне в офис дважды в отношении какой-то расписки. В сообщении он сказал, что она была в сейфе, унаследованном мною от предыдущего арендатора здания и теперь, соответственно, принадлежащем мне. Я избавился от того сейфа много лет назад. Просто хотел сказать об этом мистеру Перселу.