– Твоя бывшая? – цинично спросила Аля у Новопашина, приобнимая его сзади за правую руку.

– А ты кто такая? – изумилась Вера, разглядывая девушку.

– Что, сложно догадаться? – в свою очередь удивилась Алька. – Мы уже три года встречаемся. Оставь ключи и двигай отсюда!

Красивое породистое лицо Веры превратилось в гримасу озлобленного хейтера. Бывшая супруга Марка несколько мгновений смотрела на Альку, потом развернулась и вышла. Ключи она не вернула. Алька пожала плечами и ушла обратно на кухню, вновь погрузившись в страницы потрепанного «Сингл энд Сингл» в мягкой обложке. Назавтра она вызвала мастера, который сменил входные замки. А тогда Марк сел рядом с ней.

– Три года?

Девушка молчала. Не дождавшись ответа, он поинтересовался:

– Так у нас с тобой серьезные отношения? Или как?

Алька вздохнула, отложила книгу и ответила:

– Да.

Что-то в ее глазах заставило Марка покачать головой.

– Извини, я тебе не верю.

– Любовь все равно не имеет никакого отношения к правде.

Марку показалось, что эту фразу она только что прочитала в книге.

– Зачем ты здесь?

Алька достала сигарету из лежащей на столе пачки и закурила.

– Честно? – спросила она. – Думаю, ты сможешь дать, что мне надо.

– И что тебе надо?

Прозвучавший ответ удивил его.

– Мне нужны защищенные тылы.

И Алька рассказала ему про свою идею, держа его руку в своей.

«Red Cage».

«Красная Клетка».

Иногда, пребывая в легком и веселом настроении, Алька называла ее «Коммунистическим Кейджем». Но с какого-то момента Алькино хорошее настроение и «Red Cage» стали вещами несовместимыми. Как романтический ужин и салат с луком.

Снаружи это было современное монолитное здание, втиснутое между двумя бывшими доходными домами, построенными еще в конце девятнадцатого века. Глассфрендли дизайн «Клетки» вел войну с серо-желтыми фасадами четырехэтажных приземистых соседей. Абракадабра на вывеске «Hotel IV Maxx LC» была конспирацией лишь отчасти. На первом этаже – ресепшен и лобби как в дорогом отеле (который не указан ни на одном из сайтов гостиничных брокеров), с серьезной охраной в костюмах Corneliani и «сожалею, но свободных номеров сейчас нет» для случайных клиентов. Несколько этажей вверх занимали технические помещения и люксовые номера для гостей. Собственно «Red Cage» – два верхних этажа здания. Самый, наверное, духовный в городе вид из панорамных окон на Александро-Невскую Лавру, но внутри – грех и порок. Похожие на клетки (и давшие название заведению), небольшие комнаты. Приватность – как у Железной Маски. Клиенты – влиятельные люди. Бизнесмены, политики, медийные персонажи. Обслуживающий персонал – работающие посменно девушки с верхних строчек топов секс-индустрии. И тем, и другим сюда сложно и престижно попасть.

«Red Cage» была не просто элитным заведением для дорогого удовлетворения похоти. В «Красной Клетке» атмосфера миллеровского «Sin City», социальные пищевые цепочки и химия тела создавали причудливые сочетания тестостерона и эндорфинов.

– Полгорода из-за него жжет бензин в пробках, а он с кордебалетом развлекается, – рассказывала Алька про одного клиента.

Идеальное место для сбора компромата, поэтому любые гаджеты и электронные девайсы вышколенная служба безопасности отбирала на входе.

Защита от дураков.

Но не от человека, не по разу перечитывавшего шпионские романы бывшего разведчика Ле Карре.

Самочувствие Марка, весь день менявшееся с регулярностью приливов и отливов, к вечеру, наконец, стабилизировалось. Тремор почти прошел, не тошнило, но вернулась та фантомная боль, которую до этого прятала кокаиновая анестезия, а следом – «овощное» состояние. Марк был как отравленный лекарствами червь–паразит во внутренностях квартиры.

Чтобы попытаться вернуться к жизни и начать параллельное расследование, требовалось болеутоляющее. И посильнее аспирина или кетанова.

Под Сортировочным мостом лежали вечерние фиолетовые сумерки – как на обратной стороне Луны. Марк поставил «БМВ» у колонки с оторванным пистолетом, вышел из машины. В стороне, за высоким бетонным забором лязгнула вагонная сцепка. В домах за путями в окнах последних этажей дрожал закатный свет сюрреалистичного осеннего солнца. С озера у Белевского проспекта подул холодный ветер, и Марк быстрым шагом двинулся к кафе «24 часа», под похожий на рыболовные крючки – просто так не отцепишься – взгляд Семиных глаз. Дарджилинг сидел за тем же, что и вчера столиком, в той же одежде, с тем же планшетником. То, что он хоть ненадолго отлучался со своего рабочего места, выдавали только гладко выбритые щеки и подбородок.

– Не думал поставить вместо себя торговый автомат? – после обмена приветствиями пошутил Марк. – А самому только приходить заряжать его да забирать деньги.

– Сема задолбается кукушат [24] от него гонять. А так все знают, что у меня строгий возрастной ценз. Клиентам до двадцати одного я не продаю.

– На проценты от выручки детдом не спонсируешь? – спросил Новопашин.

Вопрос прозвучал излишне агрессивно.

Дарджилинг внимательно посмотрел на Марка.