– Как бы я хотела влюбиться! – продолжила она, опять украсив моноклем свое детское личико. – В прошлом году, весной, я чуть не сбежала из Сорренто с одним индийским раджей, но он был слегка неотесан, и к тому же я не нашла общий язык с одной из других его жен…

– Перестань нести чушь! – воскликнул Джон, пряча лицо в ладони.

– Ну, я же не вышла за него, – возразила она. – Но, как бы это объяснить, у него было что предложить! Он был третьим богатейшим подданным британской короны. И, кстати, ты богат?

– Нет, если сравнивать с тобой.

– Ну вот… И что можешь предложить мне ты?

– Любовь.

– Любовь? – Она снова скрылась в подушках. – Послушай, Джон. Жизнь для меня – череда сверкающих базаров, и перед каждой лавкой стоит купец, потирает ручки и приговаривает: «Милости просим! Лучший товар в мире!» И я захожу, и в моем кошельке звенят красота, деньги и молодость – все, что нужно для покупки. «Что у вас тут хорошего?» – спрашиваю я, а он потирает ручки и говорит: «Мадемуазель, как раз сегодня у нас есть для вас прекра-а-а-снейшая любовь!» Иногда у него даже нет ее на складе, но он за ней посылает, когда видит, сколько я готова за нее выложить. Да, я никогда не ухожу от него без любви, а он не получает взамен ничего. Вот так я беру свое!

Джон Честнут в отчаянии встал и сделал шаг к окну.

– Не выбрасывайся! – сразу же воскликнула Сиротка.

– Ладно. – Вниз, на Мэдисон-авеню, полетел окурок.

– Дело не в тебе, – сказала она, уже помягче. – Пусть ты скучный и неинтересный, ты нравишься мне больше, чем я в состоянии выразить. Но жизнь здесь так монотонна. Никогда ничего не происходит!

– Много чего происходит, – возразил он. – Да пожалуйста: только за сегодня произошло головоломное убийство в Хобокене и самоубийство сенатора в Мэйне; в Конгрессе рассматривали законопроект о поголовной стерилизации агностиков…

– Юмор меня не интересует, – возразила она, – но у меня имеется древняя, как мир, тяга к романтике. Представляешь, Джон, месяц назад я обедала за одним столом с людьми, которые, подбросив монетку, разыграли княжество Шварцберг-Райнминстер! В Париже я познакомилась с одним человеком по имени Блутчдак, который устроил настоящую войну и планирует через год устроить еще одну!

– Ну что ж, тогда для разнообразия давай сегодня куда-нибудь сходим? – упрямо продолжал он.

– Куда же? – презрительно осведомилась Сиротка. – Думаешь, у меня все еще дух захватывает от похода в ночной клуб с бутылкой приторной шипучки? Я давно уже предпочитаю свои собственные воздушные замки!

– Я отведу тебя в самое захватывающее место в городе.

– А что там будет? Ты должен сказать мне, что там будет!

Джон Честнут внезапно глубоко вздохнул и осторожно огляделся, словно опасаясь, что их могут услышать.

– Ну, говоря начистоту, – тихо сказал он, и в голосе его послышалась тревога, – если все откроется, со мной может случиться нечто ужасное.

Она тут же выпрямилась, и подушки попадали с нее, как листья.

– Ты намекаешь, что с тобой произошла какая-то темная история? – воскликнула она, рассмеявшись. – Ни за что не поверю! Нет, Джон, все твои радости жизни проистекают от медленного движения в одном направлении по проторенной дороге – лишь вперед и вперед.

Слова, срывавшиеся с ее губ, похожих на миниатюрную надменную розу, вонзались в него, словно шипы. Джон взял со стула шляпу, пальто и трость.

– Последний раз спрашиваю: пойдешь ты сегодня со мной смотреть то, что покажут?

– Что смотреть? На кого смотреть? Неужели в этой стране есть на что посмотреть?

– Можно посмотреть на принца Уэльского, – произнес он будничным тоном.

– Что? – Она выпрыгнула из шезлонга. – Он в Нью-Йорке?

– Будет сегодня вечером. Хочешь на него посмотреть?

– Хочу ли я? Я ведь никогда его не видела! Всюду, где он бывал, я появлялась позже. Я готова отдать год жизни, чтобы провести рядом с ним хотя бы час! – Ее голос дрожал от волнения.

– Он ездил в Канаду. Сюда он приедет инкогнито, посмотреть боксерский матч. Так получилось, что я знаю, куда он собирается сегодня вечером.

Сиротка издала короткий экстатический вопль:

– Доминик! Луиза! Жермен!

Прибежали три девушки. Комната неожиданно заиграла лучами беспорядочного ослепительного света.

– Доминик, машину! – по-французски крикнула Сиротка. – Луиза, мое золотистое платье и туфли с золотыми каблуками! Крупный жемчуг тоже – весь жемчуг, и большой алмаз, и чулки с сапфировыми стрелками. Жермен! Сейчас же пошли в парикмахерскую, пусть срочно высылают мастера. Приготовить ванну – как можно холоднее, с миндальным маслом! Доминик, молнией к Тиффани, пока они не закрылись. Купишь там брошь, кулон, тиару – что угодно, не важно, лишь бы с гербом дома Виндзоров.

Сама она уже расстегивала пуговицы платья, и, когда Джон быстро развернулся, чтобы выйти, ткань начала сползать вниз с ее плеч.