— Трубач! Прекрати! Это не метод! — попытался успокоить его Голубков.

— А как еще с этими тварями разговаривать? Да у него на лице написано, что все это его рук дело.

— Но- но, что вы себе позволяете? — только и смог выговорить Петухов и жалобно повернулся к Голубкову: — Что он несет? Он же сумасшедший!

— Трубач! Отпусти его! — приказал Голубков. — Убери пистолет.

— Мне терять нечего! Я и его кончу, и себя. Нам всем нечего терять.

— Я буду стрелять, Трубач! — Голубков вытащил свой пистолет.

— А ведь Трубач прав, — вдруг спокойно сказал Пастухов. — Этот тип сам признался — больше некому. Он же один сидит на всех секретах. А пытался водить нас по пустыне.

Новая волна страха замутила глаза Петухова. Трубач это заметил. Он схватил майора за шею и чуть сжал пальцы:

— Ребята, посмотрите! Вот из-за этой сволочи умерла Светка! Я точно знаю, что это был ты! И я тебя спокойно, вот этими руками сейчас придушу!

— Товарищ генерал, умоляю, утихомирьте вашего подчиненного, — чуть слышно бормотал Петухов.

Голубков же, наоборот, проявил вдруг удивительное хладнокровие. Он спокойно спрятал свой пистолет и опустился в кресло. То же самое было и с другими — они заняли места как в зрительном зале, с явным удовольствием воззрившись на мучения Федора Яковлевича.

— Видите ли, многоуважаемый Федор Яковлевич, здесь не органы. Подчиненных у меня тут нет, мы все на равных. Так что приказать я никому ничего не могу. Могу только выразить вам сочувствие: Трубач в гневе — ничего страшнее не придумаешь.

Петухов беспомощно водил глазами в тщетной надежде получить помощь.

— Отвечай, сука! — Руки Трубача все плотнее сжимались на его шее.

— Что вам от меня нужно? — только и сумел прохрипеть Петухов.

— Правды.

— Я… я уже все сказал.

— Нет! Врешь, гадина! — И Трубач с еще большей силой встряхнул его. — Я хочу знать, зачем тебе нужно было отравить тот город?

— Отпустите меня. Я никого не хотел травить… Трубач ослабил хватку, поставил уже почти посиневшего Петухова на пол, но рук с его шеи не убирал.

— Врешь. — Пальцы Трубача снова слегка напряглись.

— Я… это не я… Это они…

— Кто — они? Кому ты рассказал о яде?

— Я не знаю… Я о них ничего не знаю, я их не видел.

— У вас остались хоть какие-то наводки? — спросил Пастухов.

— Нет, они сами на меня вышли. Они только взяли эту документацию.

— Зачем вы ее им отдали? — еще раз встряхнул Петухова Трубач.

— Они хорошо заплатили. Я не догадывался о последствиях…

— Сука! — громовым голосом прокричал Трубач, глаза его налились кровью.

На мгновение всем стало по- настоящему страшно. Такого еще с добродушным Трубачом никогда не было.

— Сколько тебе заплатили? — продолжил тот свой допрос.

— Сто… сто тысяч… баксов.

— Что это был за яд? Из неучтенного запаса?

— Да.

— Где и когда он был разработан?

— В восьмидесятые годы, в одной из научно- исследовательских биохимических лабораторий Ленинграда.

— Ее номер, координаты?

— ХР-384, — машинально, совершенно не напрягая память, выдал код лаборатории Петухов.

Билл тут же ввел код лаборатории в свой ноутбук.

— Где хранились запасы?

— На нашем складе. Я им оформил документы как на вакцину.

— Сказочник! Он ведь тогда нам почти правду сказал! — совершенно искренне удивился Голубков.

— Лучший способ скрыть правду — сказать ее, — заметил Пастухов.

Артист снял ремень, сделал петлю.

— Сейчас будем судить тебя по законам военного времени. — С этими словами Артист накинул петлю на шею Петухова.

— Подумайте, какую ответственность вы за это понесете, — пролепетал тот.

— Я думаю, скоро все встретимся на том свете, — сказал Артист, демонстративно разглядывая крюк, на котором висела в кабинете Голубкова люстра под хрусталь.

— Постойте! — взмолился Петухов. — Я… Я могу еще исправить ситуацию.

— Это каким, интересно, образом?

— Не знаю, — честно признался Петухов.

— Тогда — твое последнее слово, — сказал Трубач.

— Не убивайте!

Вашингтон