За окном стояла отличная солнечная погода, хотя, казалось, что солнце уже шло по направлению к горизонту, но небо еще не налилось кровью. Интересно, сколько я проспала? За дверью послышались встревоженные разговоры и тихие всхлипывания Бэтти. Моя гувернантка никогда не отличалась особым умом или сентиментальностью, однако была весьма дружелюбна и исполнительна. Пожалуй, она единственная, кого я могла переносить в периоды жутких депрессий дольше пятнадцати минут. Пытаться свести счеты с жизнью мне не в первой. Раньше всегда кто-то приходил на помощь прежде, чем я совершала необдуманные поступки, однако сейчас кто-то словно дал мне второй, а затем и третий шанс, который я ни за что не упущу.

Накинув на плечи халат нежно-персикового цвета, я шмыгнула за дверь.

– Бэтти, все в порядке?

Увидев меня, женщина завизжала и убежала вниз по лестнице. Недоумевая, я повернулась к леди Кэтрин и, судя по белому халату, доктору.

– Добрый день, леди Кэтрин. А с вами мы, кажется, не представлены, – я дружелюбно поклонилась, извинившись попутно за свой внешний вид. – Я Леди Мередит. Можете звать меня Катилиной.

Кажется, леди Кэтрин сделалось дурно, не то от несвойственной мне ранее принятой в высшем обществе манеры словоблудить, не то просто от моего появления. Она побледнела, а доктор от изумления не мог прийти в себя, пока я не потрясла его за плечо.

– Да что с вами, может быть вызвать доктора? – я пыталась пошутить, но прошла еще пара минут, прежде, чем леди Кэтрин, с незнакомыми мне доселе эмоциями, смогла чуть слышно прошептать.

– Мы думали,… что надежды уже нет…

На ее глазах проступили скупые слезы. Чтобы скрыть их от меня, она отвернулась и, достав из кармана своего шикарного шелкового платья носовой платочек, быстро привела себя в порядок.

– Леди Мередит, вы должны вернуться в свою постель, я вас осмотрю, – наконец-то и доктор обрел дар речи.

Не вступая в лишние расспросы, я повиновалась доктору. У меня слишком хорошее настроение, чтобы пытаться понять, что происходит. К тому же, зачем мне это понимать? Я просто должна быть благодарна тому, что живу.

Доктор попросил леди Кэтрин известить повара о том, что мне необходим сытный ужин, с большим количеством витаминов и минералов, а так же обязательно бульон и остался со мной наедине. Достав из кожаной сумки фонендоскоп, он учтиво попросил меня распахнуть халат.

Всегда думала, что фонендоскоп – это не осуждаемое обществом средство, заставляющее женщину показать мужчине свою грудь. Доктор был уже не молод, потому я не особо волновалась, что его вдруг охватит возбуждение, и он меня изнасилует прямо тут. Мои походы к врачу на осмотр нередко заканчивались приставаниями… Фонендоскоп оказался по обыкновению холодным, и моя кожа мгновенно отреагировала на его прикосновение пупырышками. Зато руки доктора оказались теплыми и, к моей радости, весьма корректными и трогали меня лишь там, где положено.

– Что случилось, доктор? Почему вы здесь? – я решила сломать тишину.

– Сделайте вдох, – он напряженно послушал, – хмм. Вы совсем ничего не помните?

– Я помню, что мир круглый, а Луна – спутник Земли, – доктор осуждающее на меня посмотрел, – Нет, совсем ничего, – я покачала головой, запахивая халат. Доктор достал прибор для измерения давления, и я покорно протянула свою руку. Плечо приятно сдавило.

– Вас нашли на центральном мосту на следующее утро после пропажи, – доктор замялся.

– Что такое? – мой одобряющий тон подействовал.

– Понимаете, вы были,… как бы это правильно сказать,… вроде как мертвы.

Я усмехнулась.

– Как ни странно, но ученые до сих пор еще не пришли к общему выводу, какие признаки с достоверностью бы указывали на то, что человек умер…

– Да идите? – чем вообще занимаются эти ученые, если они даже не могут сказать – мертв ли человек? Интересно, сколько же на свете таких, как Гоголь? Похороненных заживо? Похоже, мне чудом удалось избежать участи великого писателя…

– Зря смеетесь… – неодобрительный взгляд доктора заставил меня посерьезнеть, – мы испробовали большинство средств, чтобы определить, живы ли вы. Кардиограф не показал даже малейшей электрической активности сердца, однако атропин вызвал расширение зрачков… у нас были такие противоречивые результаты, что самым верным средством оказалось оставить вас и подождать…

– Подождать чего? – освобождаясь от прибора, я посмотрела на врача, который был достаточно смущен, сообщая такое мне.

– Появления трупных пятен. Процессов разложения.

– Ой, доктор, любой школьник знает, что они появляются уже через несколько часов.

– Мы не были до конца уверены. Вы неделю пролежали без признаков жизни. Как очевидных, так и неочевидных. И я, как врач, расписался в своей полной беспомощности, объявив, что наука бессильна вам помочь и остается надеяться на чудо. На чудо, что это какая-то странная форма каталепсии. Сегодня я пришел, чтобы сообщить это вашей тетушке и подписать кое-какие бумаги.

– Будем считать, что мне повезло! – с улыбкой заключила я, хлопнув доктора по плечу. Хоть новость о своей преждевременной кончине выслушала я, но ободрение требовалось доктору. Казалось, сейчас наступит та самая молчаливая пауза, при которой кто-то из нас обязательно должен что-то сделать или сказать, чтобы ее прервать. К счастью, у меня зазвонил мобильник, и доктор попрощался со мной. – Катилина, кому обязана? – радостно потягиваясь на кровати, поинтересовалась я.