– Сначала он разорил вас, а теперь хочет продать шонгауцам то немногое, что у вас еще осталось! – продолжил судья. – У меня есть доказательства, что Файстенмантель собирался встретиться с Советом Шонгау. Уже готовы документы на подпись!

– Это наглая ложь! – крикнул Симон. – Не верьте ни единому слову!

Ему до сих пор не верилось, что даже судья был в числе заговорщиков. Казалось, вся долина была едина в ужасном сговоре! Очевидно, ненависть к чужакам имела давние корни. Детские кости, которые Симон обнаружил, указывали на то, что Вюрмзеер со своими сообщниками убили кого-то из батрацких детей, чтобы посеять страх среди приезжих. Возможно, их тем самым хотели вынудить добровольно покинуть долину. Но Файстенмантель и другие члены Совета раскрыли заговор и потому должны были умереть. Вот в чем тут дело!

Трудно было представить, что вся деревня знала об ужасных жертвоприношениях. Должно быть, поначалу их было немного и остальные явились на эту встречу только из любопытства или из ненависти к Файстенмантелю. Но Ригер с Вюрмзеером, вероятно, добились этими безосновательными обвинениями своей первоначальной цели: собрали в одном месте всех жителей. И те, кто еще сомневался в виновности Файстенмантеля, теперь явно придерживались иного мнения.

– Смерть всем предателям! – прокричал кто-то.

Другие хором подхватили:

– Смерть всем предателям! Вы нам не нужны!

Судья Ригер между тем добрался до вершины холма и, широко расставив ноги, встал рядом с Вюрмзеером.

– Мы не позволим покупать себя! – произнес он громким голосом. – Ни шонгауцам, ни кому-то другому. Это свободная долина! С того самого дня, когда кайзер Людвиг Баварский наделил нас этим непреложным правом. Всякого, кто попытается отнять его у нас, ждет смерть!

Поначалу тихий и недовольный, ропот перерос в каскады криков, рева и звона мотыг и лопат, которыми зрители потрясали в знак согласия.

– Смерть чужакам, смерть всем предателям!

– Не верьте ни единому его слову! – в отчаянии кричал Фронвизер. – Здесь убивали детей! Если вы ему не помешаете, то и сами станете убийцами!

Но голос его потонул в шуме. Стражники все прижимали Симона к земле, словно тисками крепко держали за руки. Вюрмзеер с кинжалом в руке медленно шагнул к цирюльнику. В его глазах пропал фанатичный блеск, сейчас взгляд его был холоден и трезв. Теперь Симон понял, чего Вюрмзеер добивался все это время. Ритуальным жертвоприношением он создавал нерушимый союз между всеми присутствующими. После этой ночи все они станут убийцами. Содеянное объединит деревню, и не останется никого, кто смог бы положить этому конец.

Снег падал цирюльнику в глаза, и он невольно заморгал. Как ни странно, в этот миг он уже не испытывал страха. Шум толпы тоже стих, словно доносился сквозь плотную завесу. Симон думал о Магдалене и сыновьях, которым придется теперь расти без отца. И преисполнился безграничной тоски.

Так вот что чувствует человек перед смертью…

Он зажмурился в ожидании болезненного, смертельного удара.

Но удара не последовало.

Вместо него Симон услышал до боли знакомый голос:

– Уберите свои грязные лапы от моего мужа! Или мой отец всех вас колесует и выпотрошит. Богом клянусь, он это сделает!

Стражники немного ослабили хватку, и Симон смог повернуть голову. Из мрака к холму неслись во весь опор три черных всадника. Впереди на сером в яблоках жеребце мчался четвертый, закутанный в плащ. За ним едва поспевал осел. Верхом на осле ехала женщина в черной рясе.

Она была очень, очень сердита.

Симон зажмурился, снова открыл глаза. Но видение никуда не исчезло.

Я сплю? А может, уже мертв?

Магдалена и странные всадники между тем достигли холма. В то же время со стороны леса подошли два десятка солдат, половина из которых были вооружены мушкетами. Они нацелили оружие на толпу, и люди с криками и воплями бросились врассыпную. Франц Вюрмзеер с Йоханнесом Ригером как вкопанные застыли перед крестом. Очевидно, они не верили в реальность происходящего.

– Никому не двигаться! – приказал человек в плаще.

Лицо его было скрыто под капюшоном, и Симон не мог разглядеть его в темноте. Но голос показался знакомым.

– Мои люди застрелят всякого, кто попытается сбежать, – продолжал всадник властным голосом. – Остальные не пострадают. Даю вам слово как законный представитель курфюрста и судебный секретарь Шонгау.

– Лехнер!

Симон подскочил от неожиданности. Стражники, которые держали его минуту назад, уже сбежали. Он поднялся, покачиваясь, и уставился на секретаря. Тот остановил коня у подножия холма и снял капюшон. Взгляд у него был властный и решительный. В правой руке Лехнер сжимал пистолет, левой указывал на холм.