Телега катила себе дальше, а Симон не сводил взгляда с покрытого мхом, покосившегося креста, пока тот не скрылся за холмом.

– Как рыбам в речке общий дом, как звери делят кров лесной, так люд земной, и стар и млад, живет в согласии меж собой…

Барбара напевала старинную песенку, которой давным-давно обучила ее мама, и ритмично выметала за порог остатки грязной соломы. Мысленно она была уже на танцах, которые устраивали сегодня вечером в трактире «У золотой звезды». Ожидалось несколько бродячих музыкантов, и хозяин открывал по такому поводу большой зал. Карл Заллер из Кожевенного квартала обещал Барбаре взять ее с собой. Что было весьма необычным, потому как дочери безродного семейства доступ к подобным празднествам был закрыт. Разве только кто-нибудь из порядочных молодых парней пригласит ее, невзирая на все предрассудки… С перебитым носом, Карл был далеко не красавцем, да и умом не отличался, однако ради танцев Барбара могла с этим смириться. Правда, отец согласился отпустить ее лишь при условии, что она как следует приберет в его комнате. Солнце уже закатилось за крыши, поэтому следовало поторопиться. Ведь нужно было еще вымести сарай, накормить кур и приготовить ужин. А после Барбара хотела сменить платье и отмыть дешевым мылом въевшуюся в кожу грязь и сажу.

Что ж, по крайней мере, после этого щеки становились румяными.

Барбара со вздохом отставила метелку в сторону и принялась убирать грязную посуду. К миске присохли остатки овсяной каши, в кружке с выдохшимся пивом плавала дохлая муха, по столу валялись крошки табака. После смерти матери несколько лет назад отец совсем распустился. А Барбара должна была убирать за ним и готовить. Так они договорились со старшей сестрой.

Еще в прошлом году палач перебрался в маленький домик у пруда, а свой большой дом предоставил Магдалене с Симоном и их детям. У Барбары осталась там своя комната, но днем она хлопотала у отца. Он улаживал какие-то дела в городе, но мог вернуться с минуты на минуту, чтобы вновь к чему-нибудь придраться.

– …так люд земной, и стар и млад, живет в согласии меж собой, – еще раз тихим голосом пропела Барбара.

Песня вдруг показалась ей насмешливой. Неужели такова ее судьба? Убирать за отцом до самой его смерти, в то время как старшая сестра женой цирюльника живет в достатке и признании? Магдалене крупно повезло, когда секретарь Лехнер в свое время позволил ей выйти за Симона, сына бывшего городского лекаря. Барбаре собственное будущее виделось не столь радужным. В сущности, она могла выйти замуж лишь за кого-нибудь равного – то есть живодера, палаческого подмастерья или горбатого могильщика, который уже дважды к ней сватался.

Но она бы скорее в пруду утопилась, чем дала согласие.

Начищая медное блюдо, Барбара украдкой поглядывала на его полированную поверхность. Она была точно дикая лошадь: черные волосы, как у старшей сестры, сияющие глаза и густые брови. В дополнение к этому девушка излучала дух свободы и непокорности, что на мужчин действовало сильнее чар. Груди у нее за последний год заметно подросли, и ей нравилось, когда парни в трактирах тайком поглядывали на нее. Они часто говорили ей, что она красива. Красива, как беззвездная ночь, утверждали некоторые, порождение сатаны. Выпив лишнего, они двусмысленно шептали ей на ухо и грязно смеялись. Иногда Барбара подсаживалась с некоторыми девицами к ним за стол и соглашалась выпить кружку пива. Но всякий раз ей давали почувствовать, что ей не место среди них. Что она дочь городского палача, без рода и без чести.

Барбара с лязгом поставила тарелку на полку, висящую над столом. «Таковы правила. Или я выйду за горбатого могильщика, или буду прибирать за отцом, пока не стану старой девой».

Бессонными ночами Барбара часто мечтала о том, как она покинет навсегда этот грязный городишко. Однажды, почти четыре года назад, во время дядиной свадьбы в Бамберге, ей это почти удалось. Но она понимала, что это разбило бы сердце отцу. Его единственный сын – и ее брат-близнец – по-прежнему был палаческим подмастерьем в далеком городе. Вернется ли он когда-нибудь домой, оставалось под вопросом [5] . Поэтому Барбара то и дело откладывала воплощение своей мечты.

«Пока не состарюсь настолько, что у меня уже не хватит на это силы. А до тех пор буду убирать и стряпать…»

С мрачной миной Барбара смахивала паутину с полок, заставленных книгами о врачевании, травах и ядах, которые отец забрал с собой из дома. Книги всегда были для него самым важным, как и большой сундук, стоявший рядом. Отец запретил ей открывать его. Но Барбара, конечно же, этот запрет давно нарушила. Все равно там хранился по большей части всякий хлам. Вещи с войны вроде ржавого пистолета, такого же ржавого короткого меча и солдатской формы, местами до того изъеденной молью, что просвечивало насквозь. Эти вещи отец держал как память о временах, когда он был молодым фельдфебелем.

Куда интереснее было содержимое небольшого сундучка, обитого железом, стоявшего тут же. В нем отец хранил то, что сам он называл магическим барахлом: обрезки висельных веревок, кровь казненных в пузырьках, куски продубленной человеческой кожи и маленькие, обработанные в виде амулетов косточки… Время от времени палач продавал что-нибудь суеверным горожанам и неплохо на этом зарабатывал. Когда-то Барбара тоже считала все это шарлатанской чушью, но переменила свое мнение после одной находки. Она обнаружила нечто такое, о чем отцу ни в коем случае не следовало знать.

С тех пор Барбара не думала ни о чем, кроме магии.

Она сморщила нос, потому как от сундука исходил гнилостный запах. Барбара с любопытством подняла крышку и взглянула на знакомые уже горшочки, склянки и коробочки. Однако рядом лежало что-то еще, чего раньше здесь не было. Размером не больше свечи, оно было завернуто в грязную тряпку. Барбара не могла удержаться. Она осторожно взяла сверток и размотала тряпицу. И, вскрикнув, отшвырнула ее содержимое.

На полу перед ней лежал отсеченный палец.