– Так что делает женщин счастливыми? – спросила Труди.

– Любить и быть любимыми, – пылко ответила я. Как в этой песне из «Мулен Руж»: «The greatest Thing you’ll ever learn, is just to love and be loved in return».

– Нет, – сказала Труди. – Намного проще!

Я не знала, любит ли меня Антон так же, как я люблю его, но он, казалось, твёрдо включил меня в план своей жизни на ближайшие двадцать-тридцать лет. Хотя мы были вместе всего пару недель, он постоянно говорил мне вещи вроде «Следующим летом мы наймём домик на колёсах и проедем по Канаде».

Или: «Когда дети подрастут, мы сможем делать вино в Бургундии».

Или ещё: «Когда я наконец познакомлюсь с твоими родителями?»

– Лучше всего никогда, – пробормотала я, но Антон этого не услышал.

– Мои родители тоже хотят познакомиться с твоими родителями, – сказал он.

Я ему тут же поверила.

Я могла хорошо представить себе, как его мать поправляет юбку кашемирового костюма и говорит: «Ну, дорогой Антон, если у тебя с Констанцей серьёзно, то уже пора нам познакомиться с её родителями. Всегда хорошо знать, из какого, так сказать, стойла человек происходит, не так ли?».

В случае моих родителей стойло можно было иметь ввиду буквально: они происходили прямо из коровьего стойла на острове Пеллворм в Северном море. В ряду моих предков было не найти королевской крови и дворянства, зато было много хитрых северофризских крестьян и премированных коров.

Но не поймите меня неправильно: Мне не было неловко ни за моих родителей, ни за предков, ни за коров. Более того, всё было с точностью до наоборот. По каким-то причинам родители не особенно меня ценили, и в качестве доказательства моей врождённой неспособности они постоянно вытаскивали на свет истории из моего детства, в которых я представала в не особенно выгодном свете.

«Её брат научился кататься на велосипеде раньше неё, при это он тремя годами моложе!».

«Неделями ребёнок пах навозом, особенно в дождь».

«Почему она лизнула уличный фонарь, до сих пор непонятно. Было минус одиннадцать градусов, и нам понадобилась куча времени, чтобы протянуть туда кабель от фена…»

Кроме этих историй, мои родители также знали о том, что некоторые из вещей, которые я рассказала о себе Антону, не соответствовали действительности. Потому что я никогда не работала на каникулах спасательницей на водах, никогда не была вице-чемпионкой Шлезвиг-Гольштейна по шахматам среди девушек и никогда не пела в музыкальном ансамбле.

Я уже слышала, как смеётся моя мать: «Констанца пела? Да наша Берта намного музыкальнее». Берта была корова.

Я не знала, как это получилось, что я рассказала о себе Антону все эти вещи. Это, так сказать, произошло в состоянии аффекта, когда у меня возникла настоятельная потребность впечатлить Эмили. Кроме того, у меня была склонность спонтанно выдумывать всякие истории, это был почти врождённый рефлекс. До сих пор, правда, я не дошла до того, чтобы объяснить Антону этот странный феномен. Например, он верил, что я доучилась на психолога до диплома и была великолепной пловчихой. Но лучшее, что можно было сказать о моём умении плавать, так это то, что в купальнике я смотрелась довольно хорошо, во всяком случае, пока я не плавала. Учёбу на психолога я действительно довела до диплома, но не стала сдавать экзамены и делать сам диплом. Я не то чтобы утверждала Антону обратное, но он по каким-то причинам считал, что «Я училась на психолога» и «Я дипломированный психолог» – это одно и то же. Я всё ещё ждала подходящего случая, чтобы рассказать ему правду, но так, чтобы не предстать перед ним записной лгуньей.

Я ждала подходящего случая, чтобы рассказать моим родителям про Антона, если честно. Юлиус уже попытался. Он сказал моей матери по телефону, что он построил с Антоном из лего классную межпланетную станцию. Но тут я вырвала трубку у него из рук.

– Антон – это новый маленький друг Юлиуса? – спросила моя мать, и я ответила:

– Ну, он не такой уж и маленький. – И потом я быстро заговорила о погоде, об этом моя мать особенно любила беседовать. О погоде и о больной ноге тётушки Герти.

– Что делает женщин счастливыми? – снова спросила Труди, на сей раз нетерпеливее.

– Э-э-э… сила позитивных мыслей? – предложила я, поскольку Труди была ярой поклонницей эзотерических идей. На моём ночном столике громоздились книги, которые она мне постоянно подсовывала: «Запросы ко вселенной», «Магические каждодневные ритуалы для улучшения кармы», «Транстенденция через шаманство», «Успешный самообман», и так далее, и тому подобное. – Способность всё видеть в розовом цвете?

У Антона была такая способность. Он, очевидно, был убеждён, что проблемы с Эмили решатся сами собой.

– Она должна сначала привыкнуть к новой ситуации, – считал он. – Черед две недели вы станете лучшими подругами. Она полюбит тебя так же, как ты её.

Проблема была в том, что я Эмили нисколько не любила. Я попыталась, но мне это просто не удалось. Конечно, я не могла сказать этого Антону.

– Нет, – сказала, сияя, Труди. Очевидно, она решила помурыжить меня ещё немного. – Это обувь!