– Ох, спасибо, приятно слышать, – сказала я, а Нелли плюнула в него ещё одной косточкой.

– Тогда до завтра, Неле, – сказал парень с последней наглой ухмылкой. Мы подождали, пока он с Ганнибалом Лектером не исчез за заграждением. После чего мы осторожно сползли с дерева – сначала Анна, потом я, затем Нелли. Последней я сняла с дерева маленькую девочку.

– Ну, и где живёт твой папа? – дружелюбно спросила я.

– В новой квартире, – ответила девочка.

– Которая находится где?

– В красном доме, – ответила девочка.

– Ну, отлично, – сказала Анна. – Таких в посёлке штук сто. Я буду рада обследовать их в одной кроссовке и с половиной штанов.

– По крайней мере, вишни были вкусные, – заметила Нелли.

Анна отправилась домой, а Нелли и я принялись, не жалея красок, описывать наше приключение Максу, Лауре-Кристин и обоим малышам, предъявляя им в качестве доказательства пожёванную Аннину кроссовку и порванные штаны.

Наших слушателей это очень впечатлило, особенно Юлиуса и Яспера.

– Меня они точно бы поймали, – содрогаясь, сказала Лаура-Кристин. Я нашла, что со времени нашей последней встречи она изменилась: она стала заметно менее пухленькой, и прыщей у неё было намного меньше. Собственно говоря, она была очень симпатичная девочка.

– Да, наверное, они бы тебя поймали. – сказала Нелли. – Но угадайте, кто был тот тип, которому принадлежали Ганнибал и Лектер!

Никто этого не знал.

– Они принадлежат Кевину Клозе, – сказала Нелли.

– Кевину Костнеру? – спросила Лаура-Кристин, округлив глаза.

– Клозе! – нетерпеливо ответила Нелли. – Новенький в нашем классе!

– Я думала, его зовут Кельвин? – спросила я.

– Меня тоже зовут не Неле, – фыркнула Нелли.

– Кевин с татуировкой на заднице? – спросила Лаура-Кристин.

– Не знаю, – ответила Нелли.

– Я хочу к моему папе, – напомнила нам маленькая девочка, которую мы спасли от верной смерти через пережёвывание. От, вероятно, верной смерти.

– Ты можешь сказать, как тебя зовут? – спросила я.

– Джон-Энн, – ответила девочка.

– А по имени? – спросила я.

– Это и есть имя, глупая, – заметила Нелли.

– А что это значит? По-монгольски?

– Её зовут Джоанна, – перевела Лаура-Кристин своим милым, мягким голосом. – И как тебя полностью зовут, Джоанна?

– Джоанна Райтер, – ответила Джоанна.

Макс проверил всех Райтеров в телефонной книге. Никто из них не жил в посёлке «Насекомые».

– Мы только что переехали, – сказала Джоанна.

– Ты случайно не родственница Кевина? – спросила Нелли.

– Может быть, ты знаешь, как называется улица, где вы живёте? – спросила Лаура-Кристин.

Джоанна покачала головой.

– Может быть, есть что-нибудь особенное на вашей улице? Что-нибудь, что бросается в глаза?

– Только булочная, – ответила Джоанна, и мы все с облегчением вздохнули. В посёлке была только одна булочная, она находилась в проезде Жука-оленя.

Мы все вместе отправились в путь. Было уже восемь часов.

Нелли получила смс-ку от Лары.

– «Ты ещё жива? Если нет, получу ли я майку от Kookai?», – возмущённо прочитала она. – «А Мориц хочет твой iPod». Они вообще с ума сошли!

Она написала в ответ:

«Цела и невредима не считая сердца, которое вы ранили совершенно сознательно. Должна на завтра срочно одолжить твою куртку «Айсберг».

– Говорю тебе, нам надо проинформировать службу по делам молодёжи, – прошептала мне Анна, когда мы завернули на проезд Жука-оленя. – Игровая площадка находится на другом конце посёлка, и они не могут отпускать такую маленькую девочку так далеко. Даже я бы этого не сделала.

– Верно, – согласилась я.

Джоанна показала на красное здание напротив булочной.

– Здесь живёт мой папа, – радостно сказала она.

Фамилия «Райтер» была наклеена скотчем на один из звонков. Когда мы позвонили, из домофона донеслось усталое «Слушаю».

– Спорим, что он пьяный? – прошептала Анна. – Наверное, он вообще не заметил, что дочка отсутствует.

– Да, здравствуйте, – сказала я в домофон. – Мы привели вашу дочь Джоанну.

В домофоне слышался лишь треск.

– Ха-ха, он, наверное, думает, что мы из службы по делам молодёжи, – злорадно сказала Анна. – Наверное, он лихорадочно ищет рубашку, прячет сорок пустых банок из-под пива под диванными подушками и пересчитывает остальных шестерых детей. Один, два… дерьмо! Я знаю таких пролетариев очень хорошо.